Волк в ее голове. Книга III. Андрей Сергеевич Терехов

>

      За то, что слишком редко были рядом,

      За не звонки, не встречи, не тепло.

      Не лица перед нами, просто тени…

      А сколько было сказано «не то»,

      И не о том, и фразами не теми.

      Тугая боль, – вины последний штрих, —

      Скребёт, изводит холодом по коже.

      За всё, что мы не сделали для них,

      Они прощают. Мы себя – не можем…

      Владимир Бергер и Елена Кораблёва «Пока мы живы…»

      Сон первый. Бог поможет

      Знаете, в любой подростковой истории найдётся сентиментальная сцена-другая прощания с детством. Люди умиляются и проливают по слезинке, ибо каждый когда–то… м-м, взрослел?.. Что-то такое переживал?.. Что-то такое чувствовал?

      Короче, прощание с детством. Как говорится, получите и распишитесь.

      НЕТ СЕТИ

      Сердце неистово колотится, в ушах свистит. Я судорожно поднимаю мобильный, тычу им в стороны, в паутину, в ветки, но заветная палочка рядом с «Tele2» так и не появляется. В правом углу, над трещиной, пропадает ещё один отрезок в пиктограмме аккумулятора.

      – Диана! – Я больно спотыкаюсь о корень вековой сосны и срываюсь на крик: – Да остановись ты!

      Чудом я заглушаю внутри себя не то «тупая сука», не то «тупая дура» – обе фразы так и вертятся на языке.

      Иней на паутинке блестит алым в свете заходящего солнца. Она покачивается, когда ветер с гулом и скрипом проносится по лесу и пробирает меня до костей. Диана, тяжело дыша, останавливается, опирается на худенькую берёзку. Смотрит она не на меня, а вперёд, на полузатопленные рельсы среди деревьев. Ноги её дрожат. Пальцы, которые сжимают сумку Веронику Игоревны, неестественно белы – будто держатся из последних сил за край обрыва.

      – Не пойму, где велик, – говорит Диана сухим, ломким голосом.

      – Ты вообще… ты человек?

      Она оглядывается по сторонам – сосны, сосны, редкие берёзы – прикрывает глаза. Гриндерсы, измазанные в крови отца Николая, облепило соломинками и песком. Лицо бледно, на коже выступили бисеринки пота. Плывут тени ветвей, перемешиваясь с отблесками заката.

      – Мы же здесь шли? – спрашивает Диана.

      – Ему нужна помощь!

      – Бог поможет.

      Она показывает сама себе направление, переступает ржавые рельсы и хлюпает прочь, проламывая тонкий лёд на лужах.

      – Ты совсем тупая?

      – Он приходил… к нам, – устало отвечает Диана, и ветер сносит в сторону её слова, перемешивает: – После… как мама… приходил… срал…

      – Да сколько можно?!

      – Сидел на диване… срал в мозги…

      – Ты видела это своими глазами?

      Диана с плеском падает в воду, словно кто-то невидимый подсекает ей ноги. Я дёргаюсь помочь, но потом останавливаю себя и со скрытым злорадством наблюдаю, как она барахтается в подтопе.

      – Ты уверена в этом? Что он приходил, говорил твоей маме, чтобы она свалила из дома и тебя бросила? Ты видела это? Слышала?

      Диана встаёт, трясёт мокрыми руками, и холодные капли разбиваются о моё лицо. Она растерянно смотрит на свои камуфляжные штаны, обвисшие, отягощённые влагой и грязью; на сумку Вероники Игоревны, с которой стекает бурый ручеёк.

      – Отвечай? Ты это реально видела своими тупыми глазами? Или придумала? Потому что, на секундочку, вы, блин, жили с нами, и я ничего такого не помню.

      Диана отрывает бурый пучок прошлогодней травы и вытирает сумку. Солнце уходит за облако, в лесу темнеет. Холод неумолимо проникает под одежду, и меня потряхивает, зубы стучат.

      – М-может, это он уговорил твою маму вернуться из общины? И потом уговаривал не оставлять тебя? Че он в-всё время, типа, виноватится перед тобой?

      Диана выпрямляется. Глаза её туманятся, стекленеют, только ветер гонит волны по куртке и волосам.

      – Оки. Ты прав. Я такая дофига плохая, что только и бью всех. Что мама ушла. Что у тебя мозги с дисграфией…

      – У меня нормальные мозги. Причём тут?..

      – …что Цой разбился. Что террористы в Европе… Да, да, во всём виновата Диана.

      – Блеск. Медаль тебе. А теперь вернись и всё исправь, и…

      Я понимаю, как тупо это звучит, и смущённо замолкаю.

      Качаются берёзы, хлюпает вода под говнодавами Дианы. Окоченелыми пальцами я разблокирую телефон, но там высвечивается то же неумолимое, зловещее, фатальное: «Нет сети».

      ***

      Воздух леденеет, набухает лиловыми тенями. В кроссах хлюпает студёная вода, меня знобит. Цвикает невидимая птица. Сосны – тёмные колонны в полумраке – поскрипывают, пошёптывают на ветру; под ногами хрустят шишки.

      Раз в двадцать шагов моя рука лезет в карман и вытаскивает телефон. На экране, свет которого едва рассеивает густеющие сумерки,