«Л» – значит люди (сборник). Сергей Лукьяненко

обрадованно подтвердил я. И зачем-то добавил: – Мы были в спортлагере прошлым летом.

      Она кивнула. И продолжала молча смотреть на меня. Странно как-то смотреть. Безразлично.

      – Арнис не спит? – неуверенно спросил я. – Он может подойти?

      Голос ее стал еще более бесцветным.

      – Арниса нет, Алик.

      Я понял. Я сразу же понял, может быть, потому, что наперекор доводам рассудка боялся этого. Но все равно спросил, упорно не желая верить:

      – Он спит? Или ушел куда-то?

      – Арниса больше нет, – повторила она, добавив лишь одно слово. Решающее. Больше нет Арниса.

      – Неправда, – услышал я свой собственный голос. И закричал, не понимая, что говорю: – Неправда! Неправда!

      Вот после этих слов она и заплакала.

      Меня всегда пугает, когда взрослые плачут перед детьми. Это что-то ненормальное, противоестественное. Я сразу начинаю чувствовать себя неправым и говорить разные дурацкие вещи вроде того, что исправлюсь, даже если и не виноват ни в чем.

      Но сейчас мне было на все плевать. Арнис, мой друг, мой самый настоящий во всей Вселенной друг, с которым мы провели два месяца во Флориде и никогда больше не встретимся, мертв. Убит. На войне не умирают от простуды.

      – Расскажите. Расскажите мне, что случилось, – попросил я. – Я должен знать, обязательно.

      А почему, собственно, должен? Потому, что Арнис мой друг? Или потому, что мой папа – антибиотик, не успевший вовремя вылечить болезнь?

      – Он был с повстанцами, – тихо сказала она. Так тихо, что дурацкая автоматика видеофона отрегулировала звук, превратив шепот в громкую, почти оглушительную речь.

      Она говорила, не переставая плакать. А я слушал. Про то, как Арнис ушел из дому и она не успела его задержать. Как позвонил домой и, не скрывая гордости, заявил, что ему выдали настоящий боевой лучемет. И как она узнала, что повстанцам выдавали не только лучеметы, но и приборы автоматического уничтожения, взрывающиеся после гибели повстанца. И что Арнису, слава Богу, такого прибора не дали – и она сможет его похоронить. А лицо у него спокойное, боли он не почувствовал, лазерный луч убивает мгновенно. И ран на нем почти нет… только пятнышко красное на груди… куда луч попал… и рука… тоже лазером…

      Она говорила и не думала, наверное, о том, что я с Земли. С великой планеты, откуда явились десантники-антибиотики. Те, кто уничтожил и повстанцев, и мальчишек, которым так хотелось поиграть с настоящим лучеметом.

      Во Флориде мы тоже любили играть в войну.

      Она, конечно же, не помнила, кто мой отец. И могла смотреть мне в глаза. А вот я не мог. И когда она перестала говорить, но продолжала плакать, отвернувшись от безжалостного глаза телекамеры, я протянул руку к пульту и отключил связь.

      В комнате стало темно и тихо. Лишь скреблась с тихим шорохом в оконное стекло раскачиваемая ветром ветка.

      – Свет! – заорал я. – Полный свет!

      Вспыхнули лампы, все, какие только были в комнате. Матовые потолочные плафоны, и хрустальная люстра,