Жизнь пяти. Валя Худякова

битве кораблям его родины, да призракам почивших воинов, нашедших свой покой в глубинах так коварно и послушно расступающихся в стороны морских волн, начинает петь сладкую, нежную, арданскую колыбельную, чей мотив прекрасным голосом матери всегда звучал в его сердце и его снах.

      Он поет, и страшные видения прожитых лет покидают растревоженные мысли. Он поет и, не скрывая слез, плачет, навсегда прощаясь с тающим где-то в невидимой дали полюбившимся северным краем, с серыми, хмурыми проулками Альстендорфа, с небольшими, всегда заполненными до отказа бойцовскими аренами Ирбина и Эстера, с тихой, уютной каморкой Курта в крохотном домике, спрятанном где-то посреди университетского парка, с темными, грязными, наполненными пестрой какофонией звуков неведомых языков портовыми тавернами Мирана. Со своим прошлым, где он был легендой, магом вещей, чемпионом и главным бойцом Литернеса.

      Песня заканчивается.

      Что ж, теперь его ждет совсем иная жизнь. Жизнь, к которой он готовился все эти недолгие, надо сказать, годы после их победы над Скейлером, ведь знал, что не станет исключением из правил. Он и сам не хотел, что бы ни говорил Курт. Но все равно был обескуражен тем, насколько быстро все свершилось и насколько суровым в конце концов оказался приговор.

      Митар был непреклонен. Абсолютная печать35, ни больше ни меньше. Все согласно Нулевым кодексам.

      Ох, эти новые слова… Мирдан соан.

      Ривин ничего не понимал в них. Лишь безраздельно доверял и подчинялся. Слепо надеясь, что это не разрушит окончательно и бесповоротно его жизнь.

      Браза, ладно хоть сумел выторговать себе билет на солнечный Тартрилон вместо какого-нибудь комфортабельного чулана промозглого, холодного ненавистного Неймара, гроте меру... Ха-ха…

      Он усмехнулся: непривычно горько и тоскливо. Затем поднял усталую голову, осмотрелся. Тартрилонцы на корме уже во всю проворно перебегали с места на место, переглядывались, то задорно, то угрожающе громко выкрикивали что-то на своем отвратительном для слуха любого уважающего себя арданца языке, суетились, готовя неторопливо плывущий корабль ко встрече с бескрайним простором расстилавшейся впереди грани гордого Лотиора.

      А по краям безмолвными зрителями этой суетливой, наполненной такими мелкими, такими желанными и такими недоступно далекими для их вечности тревогами и радостями человеческой жизни один за другим все еще проплывали прогнившие остовы арданских кораблей.

      6

      Звуки последних, изрядно затянувшихся аплодисментов, раскатистым эхом отразившись от шероховатой, холодной, сумрачной, с редкими темными пробелами древней каменной кладки стен просторной университетской залы, лениво, как-то неохотно, будто виновато смолкли. Дир улыбнулся, аккуратным, изящным движением руки, обернутой в плотную ткань пиджака, незаметно смахнул навернувшиеся вдруг горячие, приятно пощипывающие сухую кожу морщинистых щек слезы и еще раз обвел мягким, блестяще-влажным, тепло горящим в глубине глаз взглядом сидящих перед ним

35

Печати – особый вид заклинаний, предназначены для контроля использования магии конкретным магом. Заклинания печатей принципиально делятся на две категории: те, что влияют на гибкость ситенары мага, и те, что влияют на проницаемость его ридея. То есть на способность создавать и поддерживать связь с магической категорией и на полноту проецирования магии из магической параллели на материальную, соответственно. Абсолютная печать влияет и на тот аспект, и на другой, фактически лишая мага любой возможности колдовать, а иногда и делает его невосприимчивым к магии вовсе.