Темные времена в академии. Ольга Романовская

вежливы, но ровно до того момента, когда получат свое. Тогда весь лоск слетит, вылезет неприглядная суть.

      – Я ведь не замуж за него выходить предлагаю, – возразила Патриция. Мои слова ее задели. – Или ректор к тебе приставал?

      Соврать не могла и покачала головой.

      – Он просто копался в моем белье. В буквальном смысле. А до того едва не сбил моторной каретой.

      – И вел себя по-хамски, – подала голос Ара.

      Кошка уже поела и теперь грела пузико у изразцовой печи, растянувшись практически от стенки до стенки.

      Патриция метнула на нее короткий взгляд и посетовала:

      – В мое время домашние животные в разговоры хозяев не вмешивались.

      После она обратилась уже ко мне:

      – Уверена, ректор уже сто раз извинился, но я тебя знаю, ты не прощаешь.

      – Драконов тетя, только драконов.

      Взор сам собой обратился к акварели за стеклом.

      – Ты должна согласиться, Орланда. – Голос Патриции изменился, заставил с тревогой обернуться, ловить каждое слово. – Ты знаешь, я не из пугливых, но мне страшно. Очень страшно, особенно по ночам. Останься хотя бы на полгода. Ради меня.

      Пододвинула стул ближе к тете и взяла ее за руку. Патриция побледнела, пальцы едва заметно подрагивали. Теперь, то ли из-за света, резко обозначавшего тени возле носа и рта, то ли из-за тетушкиных переживаний, с сожалением убедилась: она постарела.

      Словно прочитав мои мысли, Патриция пробормотала:

      – Старики больше всего боятся смерти, а она бродит рядом.

      – Брось, ты проживешь еще сто лет!

      Расчувствовавшись, чмокнула тетю в лоб.

      – Я не о том, Орланда, – покачала головой тетя. – Ректор написал, что случилось с прошлой ведьмой?

      – Она умерла. Старая была.

      – Старая, но умирать не собиралась. Ей помогли.

      По гостиной словно пролетел порыв ледяного ветра, поиграл пламенем свеч. Поежившись, отхлебнула чаю. О насильственной смерти моей коллеги ректор даже не заикнулся.

      – Ее нашли повешенной в собственной спальне, – продолжила Патриция. – Под ногами, прямо на постели, нарисована пентаграмма. Несчастная успела закоченеть, болталась в ночной рубашке и домашних туфлях. Окно закрыто, дверь тоже.

      Инстинктивно обернулась. Вдруг таинственный убийца сейчас наблюдает за нами? Разумеется, ничего, за окном только темнота рано наступившей осенней ночи.

      – Теперь ты понимаешь, почему мне страшно. В академии творятся разные вещи… Нехорошие вещи, Орланда. Если дальше так пойдет, ректору придется объявлять чрезвычайное положение и просить помощи властей.

      И я сдалась. Уехать сейчас – бросить тетю в смертельной опасности. Лгать бы она не стала, тогда, четыре года назад, тоже могла бы, но приводила совсем другие аргументы. Да и разве я не вижу, как посерело ее лицо, как заострились скулы, когда Патриция рассказывала о смерти темной ведьмы. Наверное, это та самая, которая меня учила. Она действительно не производила впечатление старухи, примеряющей саван. Я поэтому на нее и не подумала, решила,