«Постояльцы черных списков». Петр Альшевский

Френк Дженсен, ничтожный фермер из Монтроза, где с тобой не здороваются даже бродячие коты! А ну-ка давай сюда свой кольт. Винчестер тоже давай. – Нагнувшись к Стену Уильямсу, Френк чуть было не вывалился из седла. – Или снова станешь характер показывать, больших людей озлобляя?

      – Куда уж мне, – со стоном ответил Стен, – я же Френк Дженсен, полное ничтожество из какого-то непонятного Монтроза… Забирайте.

      – Мудрое решение, Френк, – усмехнулся Френк Дженсен, – даст бог, поживешь еще. Я вот уже дал, теперь дело за Ним. Ну, привет от Стена Уильямса!

      – Стена Уильямса? Гмм… Что-то знакомое…

      – Еще бы, Френк. Весь Колорадо трепещет!

      Домашнему виноделу-почечнику Алексею Фепланову, входящему в стобняк от органной музыки и нередко приглашавшему Мартынова на свою дачу под Дмитровом, такое практически не снится. Когда Алексей думает о себе, у него обязательно стоит. На кладбище ему не так одиноко, как на ночной дискотеке.

      Алексей Фепланов не осуществляет гортанных посягательств на всемирную славу Пласидо Доминго и седьмой месяц живет с одной женщиной.

      И он, и она – Алексей Фепланов и человечная, симпатичная позитивистка Анастасия Шаркинская, не ассоциировавшая слово «Эммануэль» с названием резвой шхуны безжалостных ямайских пиратов, довольно немолоды, и хотя галерея их тесных встреч включала в себя потертые лики целого ряда ворчливо проковылявших годов, ее это не успокаивало: Анастасии Шаркинской, как и любой женщине, достигшей высокого положения во времени, хотелось определенности.

      Верно, правильно, законно, увы; Фепланов не делал ей предложения и даже не удосуживался познакомить ее со своими родителями. Живыми, неживыми, являлось для Анастасии Шаркинской несущественным – лишь бы зашел разговор. К тому же, если бы родители Фепланова уже сошли с суетливой орбиты, он мог бы, по меньшей мере, намекнуть об этом формальным упоминанием вскользь.

      С надеждой полюбить. По кромке нищеты.

      Кого и как убить? Опять о бренном сны.

      Алексею Фепланову почему-то больше нравилось прикасаться к другим составляющим их совместного на словах будущего, и его избирательная сдержанность вынудила Анастасию Шаркинскую пойти на затрагивание интересующей ее темы по избегаемой ей ранее прямой.

      – Я не скажу, что мне с тобой хорошо, – созналась она, – но все же лучше, чем без тебя. Никто не раскисает, не разваливается, никто никого не теснит, много ли мне мало?… по делу ли трясутся мои поджилки? Забыли, оставили, я о другом – почему ты не знакомишь меня со своими родителями?

      После ее бормотания наступила вмещающая в себя минуту с шлейфом не вошедших в нее секунд пауза, оборванная ничем иным, как сиплым возгласом Алексея Фепланова:

      – Сегодня же и познакомлю.

      Анастасия Шаркинская несомненно почувствовала значительное воодушевление.

      – Когда поедем?! – нетерпеливо спросила она. – Я могу прямо сейчас – соберусь,