Калипсо. Ингар Йонсруд

зеро, почти идеально играет Брамса и срать хотел на уроки, то я скажу – да ради бога.

      Фредрик потер ладони друг о друга, чтобы вернуть им тепло.

      – Его Академия будет давать рождественский концерт в Народном театре. Крутая тема. Полно народу, члены правительства и все такое. Якоба пригласили играть. Беттина считает, что мы должны запретить ему, если он не изменит поведение.

      Последние слова он произнес тоненьким скрипучим голосом Беттины. Фредрик увидел, что Андреас поднял брови, и заметил, что его это, кажется, немного задело.

      Их принял молодой протезист с прямой спиной и черной как уголь кожей. Когда им был предложен на выбор зеленый чай или чага, Андреас обошел вокруг древние протезы из дерева, стали и кожаных ремней.

      – Вы не пьете кофе в вашей стране? – спросил он кисло.

      – В моей стране? Что вы имеете в виду?

      Фредрик послал коллеге резкий взгляд, на что Андреас замотал головой.

      – Просто расскажите нам о руке.

      – Довольно обычный протез, – пояснил протезист. – Не самый продвинутый, но с механической силиконовой кистью руки, она может хватать и поворачиваться.

      – И он изготовлен у вас? – спросил Фредрик.

      – Верно. Пациенту ампутировали руку за границей, но он был на реабилитации в больнице Сюннос.

      – Ага. А где за границей?

      Парень почесал густые брови большим и указательным пальцами.

      – Это занятная история. В Сюнносе почти нет данных по этому пациенту. Он, видимо, попросил их все удалить. Конечно он имеет на то полное право, но это очень необычно.

      – Но имя-то у вас есть? – нетерпеливо перебил его Андреас.

      – Есть, – сказал протезист, раздраженно покосившись на него, и достал визитку из нагрудного кармана. – Я записал его сюда. Здесь же у вас будут и мои данные, если что-нибудь понадобится, – сказал он, положив визитку на стол.

      Фредрик наклонился и сощурился.

      Труп из люка звался при жизни Микаэлем Морениусом.

      Глава 15

      Осень. Из всех метафор больше всего она не любила эту: осень жизни. Которая наступает вместе со старостью, но иногда врывается как снежная пурга посередине мая.

      Именно здесь, в ее кабинете, или в кабинетах других врачей дальше по коридору, и поднимался этот ветер. Врачи как будто прогнозировали погоду, когда сообщали, что, вероятно, головная боль – от чего-то большего, чем просто от стресса. Что свернувшаяся кровь в фарфоровой чашке – признак чего-то другого, чем обычных полипов.

      Осень уже наступила. И теперь их ожидает зима.

      Бочкообразная дама в халате врача смотрела куда-то поверх голов пожилой пары, сидящей перед ней. На улице в солнечном мерцании бронзой светилась листва, ветер свистел между корпусами больницы, и ледяной воздух задувал в щель в окне, вытягивая запах болезни, мыла и лекарств.

      Женщина сидела, склонившись и потирая колени. Муж рукой с изящными, почти женскими пальцами гладил ее по спине. У него было отсутствующее выражение лица, и врач понимала, что он прислушивается