Казначей общака. Евгений Сухов

считай, что ты не в бега ударился, а на рыбалочку вышел.

      – Понял, – с натянутой улыбкой отреагировал Резаный, чуть расслабившись.

      Мужчина в шапочке уже набрал в котелок воды и, осторожно ступая по камням, пошел в обратную сторону. А вода, плескаясь, крупными каплями падала на плоские камни.

      – Отец, закурить не найдется? – жизнерадостно спросил Костыль, сделав навстречу несколько больших шагов.

      Мужчина чуть приостановился, смерил Костыля мрачноватым взглядом и сдержанно поинтересовался:

      – С поселения, что ли?

      – С чего ты взял? – на лице Фомичева играла все та же располагающая улыбка.

      – Что я, зэков, что ли, не видел? А потом на руки свои посмотри… Не нравятся мне ваши наколочки!

      – А ты глазастый, отец, – веселья в голосе Костыля заметно прибавилось. Очень дурной признак. – Может быть, так оно и лучше, объяснять ничего не надо будет! Котелок бы ты свой поставил, а то, не ровен час, опрокинешь на себя. Неприятность выйдет.

      Мужчина обернулся. Прямо в лицо ему упирался ствол «макарова».

      – Не дури. Я не один здесь, – отмахнулся от вороненой стали дядька.

      – Нам бояться некуда, побегушники мы, – задиристо сообщил Костыль. – Где лодка?

      – Какая лодка?

      – Не гони порожняк, – строго предупредил Костыль, – я этого не люблю, сам знаешь, нам терять нечего. Где лодка, спрашиваю?!

      Неожиданно котелок сорвался с руки сутулого и, звонко ударившись о камни, покатился с дребезжанием по берегу, оставляя за собой мокрую дорожку.

      – Лодки здесь нет. Мой напарник еще вчера вечером ее перегнал.

      – Послушай, дядька, ты мне нравишься, но я начинаю испытывать некоторое чувство раздражения. Очень не люблю людей, которым приходится повторять дважды. Итак, спрашиваю в последний раз, где лодка?

      Костыль несильно ткнул стволом пистолета мужчине в лоб, оставив чуть выше переносицы красный след.

      Мужик распрямился и оценивающе посмотрел в глаза Костылю, как бы спрашивая, а не слишком ли тяжел для тебя венец смертоубийства, и, увидев в зрачках только холод, понял, что сомневался напрасно.

      – Здесь рядом… за утесом.

      И в ту же секунду у самой палатки раздался лязгающий звук. Его мог издать только затвор, вгоняющий в патронник смертоносную начинку.

      Рука Костыля мгновенно откинулась в сторону, и, почти не оборачиваясь, он выстрелил в появившуюся из палатки фигуру. Вторая пуля досталась дядьке, угодив в самую середину его лба. Голова, как от сильнейшего удара, откинулась далеко назад, и тот, разбросав руки, упал спиной на каменистый берег.

      – Силен, – только и сумел протянуть Резаный. – Смотри ты, а у палатки-то баба!

      Паша Фомичев сделал шаг. Остановился. И, вытянув шею, поморщился:

      – Фу ты, черт!.. И вправду баба!.. Не люблю я так… Примета плохая. Ну да ладно, может быть, как-нибудь обойдется. Как же ее сюда занесло-то? Рыбаки здесь должны были быть. Посмотри, что там в палатке.

      – Ага! – мигом юркнул внутрь Резаный, и уже в следующую секунду