Ленинградцы. Драма в трёх действиях с прологом и эпилогом. Борис Гуанов

почитаю…

      Зина, вытирая глаза, кивает головой. Пётр берёт в руки пьесу.

      Занавес

      СИЛЬНЕЕ ХЛЕБА

      Пьеса в трёх действиях

      ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

      Картина первая

      Большая кухня в одном из ленинградских домов. Холодная плита, которой уже давно не пользуются. На полках разный хлам. Кровать с матрацем служит, видимо, вместо дивана и стульев: их нет – сожгли. Пара больших окон, за которыми сквозь изморозь просматривается ленинградский городской пейзаж. Только всё кажется застывшим, лишь из одной заводской трубы курится дымок.

      Следы жизни и запустение. На всём неповторимый характерный отпечаток. Блокада. Январь 1942 года, Ленинград.

      Почти касаясь лицом и руками «буржуйки», голенастые колена которой уходят через окно на улицу, греется молодая женщина Вера. Малоподвижная в наверченной для тепла разнокалиберной одежонке, она кажется старше, чем есть на самом деле, и только её голос с чистыми интонациями говорит, что она молода.

      Здесь же Лидия Петровна, её тётя. Худощавая женщина лет сорока пяти, непонятно как ухитряющаяся сохранить остатки прежней аккуратности в одежде, причёске. В этом она резко контрастирует со своей племянницей. Лидия Петровна всё время находится в движении, но эта преувеличенная бодрость от нервозности. Она, желая или не желая того, взвинчивает себя, что, по её мнению, помогает ей держаться. Сейчас все её интересы сведены к одному: что есть сегодня, завтра – ей и Верочке, к которой она привязана с эгоизмом требовательной женщины, не имевшей своей семьи, детей. Очень расстроенная какой-то пропажей, Лидия Петровна ведёт беспорядочные поиски на кухне. Она обескураженно то принимается рыться в хламе, то нервозно обшаривает свои карманы.

      ЛИДИЯ ПЕТРОВНА (с отчаяньем). Хоть убейте, ничего не помню!.. Куда я их могла задевать? Боже мой… Абсурд какой-то, провал в памяти. И кто поверит, что я могла помнить любую бумажку в бухгалтерии за целые года… Нет, нет, больше не могу. Так совершенно издёргаться можно. Я лучше признаюсь… Вера! (замолчала в нерешительности, но Вера, погружённая в свои мысли или голодную дремоту, не пошевельнулась) Вера, не волнуйся, пожалуйста, но…

      ВЕРА (испуганно вскрикнула). Что!? (с такой болью и беспокойством принимают известие с фронта о гибели родного человека)

      ЛИДИЯ ПЕТРОВНА (поспешно). Я потеряла карточки. Ты только не волнуйся… понимаешь, продовольственные карточки.

      ВЕРА (менее напряжённо). Какое сегодня число?

      ЛИДИЯ ПЕТРОВНА (не понимая). Двадцать пятое… Январь.

      ВЕРА. Шесть дней до новых карточек. Не дотянем…

      ЛИДИЯ ПЕТРОВНА (чуть не плача). Ну что ты говоришь всегда… невозможное. Да сорок грамм масла всего. Талоны на него пропали. (уныло) Думала всё как лучше. Хотела к концу месяца выкупить… И не смотри, я просила, как