От Великого Конде до Короля-Солнце. Ги Бретон

великой чести и удовольствия лишить его невинности…

      Некоторые придворные дамы пытались обратить на себя его внимание тем, что прогуливались перед ним в открытых платьях, едва прикрывавших их женские прелести, другие будто нечаянно приоткрывали свою грудь. Были и такие, которые дошли до того, что за закрытыми дверьми делали непристойные и совсем неуместные жесты…

      Одна из них, герцогиня де Шатийон, с таким рвением стремилась пробудить желание молодого короля, что стала предметом всеобщих насмешек. А ее старания нашли отражение в песенке довольно нравоучительного содержания:

      Вы приманку свою, госпожа Шатийон,

      Для другого приберегите.

      Отложите попытки до лучших времен:

      Короля вы навряд соблазните.

      Да, любезен он с вами.

      Но, по правде сказать

      (Вы должны это чувствовать сами),

      Красотой не юнца вы должны совращать,

      А серьезное что-то искать.

      Но прекрасная герцогиня и не собиралась следовать мудрым наставлениям. Однажды вечером ее застали вместе с королем за ширмой, где они с увлечением предавались известным забавам, в которых не последнюю роль играли руки…

      Обеспокоенная случившимся, Анна Австрийская поспешила оградить сына от предприимчивой соблазнительницы, тут же удалив мадам де Шатийон из дворца.

      Однако вскоре после одного довольно странного случая, о котором упоминает в своей книге Лапорт, королева-мать поняла, что усилия ее не приносят желаемых результатов.

      Переезжавшая из города в город королевская свита вместе с дворцом находилась летом 1652 года в Мелуне. И однажды король был приглашен кардиналом на обед в один из его особняков, располагавшийся в глубине простиравшегося вплоть до Сены прекрасного сада. Около шести часов вечера Людовик, прервав свою проходившую с глаза на глаз беседу с Мазарини, послал слугу предупредить своего камердинера о том, что намеревается искупаться в реке.

      Минут через тридцать он уже выходил из дома и направлялся к берегу, где все уже было приготовлено к купанию. И тут Лапорт обратил внимание на то, что король был явно чем-то взволнован. Помогая Людовику раздеться, он тщательно осмотрел тело государя и, заметив «ужасную вещь», понял, что кто-то воспользовался наивностью подростка и совершил над ним предосудительные действия.

      Расстроенный Лапорт после долгих колебаний отправил королеве-матери письмо следующего содержания:

      «Мадам!

      Во время обеда у кардинала король попросил меня часов в шесть вечера подготовить для него все необходимое для купания в реке… Когда он вышел, я обратил внимание на его необычайно удрученный вид. При раздевании у него на теле обнаружились столь очевидные следы насилия, что ни у меня, ни у Бонтама, святого отца, ни у Моро не осталось и тени сомнения в том, что с ним только что произошло. Но они, видимо, оказались более опытными придворными, чем я, не сказав никому ни слова об увиденном. А я не могу молчать, несмотря на возможные неприятные последствия… И виной