Я вам не понравлюсь. Потому что людям не нравятся те, кто от них отличается. Своим отличием я совсем не горжусь и делаю все, чтобы от него избавиться. Но чтобы ни делала – пока не выходит. И что вы думаете? В мою жизнь, как снег на голову, врываются те, чье существование невозможно. Как и высокий, широкоплечий блондин, с густой копной волос и пронзительными синими глазами, который вырвал меня из привычного мира. Когда смотрю на него, мои мысли утекают совсем не в ту сторону. Но такие, как он с такими как я водить могут только дела или дружбу. Думаете, я смогу это изменить?
Школьница Рин радовалась безмятежным подростковым дням, пока случай не изменил всю её жизнь. Рин лишилась обеих рук по воле судьбы, которая и забросила её в новые места, чтобы она вновь научилась дружить, любить и жить.Психологическая новелла, повествующая о школьнице Рин с северного Хоккайдо.
Магия Карелии завораживает и притягивает к себе. Это удивительный край чистых озер, суровых скал и густых лесов с петляющими дорогами. Казалось бы, все новые и старые пути исследованы и нанесены на карты. Но что, если случайно найдется дорога, на которой редко появляется человек?Куда она его заведет?И кто встретится в конце этой дороги?
В своей статье Успенский показал, что Гаршин явился жертвой невыносимых для чуткого и честного человека условий социального строя царской России. Против Успенского резко выступили либерально-народнические публицисты… Их статьи имели целью затушевать истинные причины гибели Гаршина, объясняя ее психическим расстройством и мотивами личной трагедии. Эту точку зрения поддержал В. Г. Короленко, осудивший «смертельно-мрачное мировоззрение» Гаршина и увидевший в пессимизме писателя причину его смерти.
К пятидесятилетней годовщине смерти В.А. Жуковского. «Поэт – избранник Судьбы, поэт – жрец, поэт – аристократ духа, презирающий „толпу“, поэзия – одухотворение от „житейских бурь“, поэзия – противовес „материальным „началам“ и интересам жизни, поэзия – средство удалиться от „презренной толпы“, поэзия – игра свободной фантазии – вот его идеалы, идеалы, которым он служил в течение всей своей литературной деятельности, как верный паладин, и которые принято называть „романтическими“…“
Апрель улыбался безоблачным небом, светлым голубоватым эфиром, золотым солнцем, царственно завладевшим синим куполом и пробужденной молодой природой. Апрель улыбался…
«Въ то время, какъ мы, передовые россіяне ХХ-го вѣка, жуемъ и пережевываемъ вопросъ о женскомъ политическомъ равноправіи, съ тѣмъ, чтобы, въ конечномъ результатѣ жеванія, выплюнуть постыдное „нѣтъ“, – нравы милаго отечества нашего весьма замѣтно и увѣренно пятятся къ вѣку Х-му: къ древлянской патріархальности, которая умыкала женъ y воды, жила обычаемъ звѣринымъ и срамословила предъ матерями и снохами своими. Тонъ этому восхитительному попятному движенію общественнаго темперамента дали, конечно, безстыдства разнузданныхъ хулигановъ, на службѣ y погромной политики, воинствующей подъ знаменемъ „Все позволено“. Пресловутое паломничество черной сотни за оптовою индульгенціей отъ іерусалимскаго патріарха сѣло на мель. Но оно, собственно говоря, и не нужно было, – лишняя роскошь…» Произведение дается в дореформенном алфавите.