«Уличный кабачок. Подрагивает бело-матовый свет ацетиленового фонаря в смятом колпачке. На обоях изображены совершенно одинаковые корабли с огромными флагами. Они взрезают носами голубые воды. За дверью, которая часто раскрывается, впуская посетителей, и за большими окнами, украшенными плющом, идут прохожие в шубах и девушки в платочках – под голубым вечерним снегом. За прилавком, на котором водружена бочка с гномом и надписью „Кружка-бокал“, – двое совершенно похожих друг на друга: оба с коками и проборами, в зеленых фартуках; только у хозяина усы вниз, а у брата его, полового, усы вверх. У одного окна, за столиком, сидит пьяный старик – вылитый Верлэн, у другого – безусый бледный человек – вылитый Гауптман. Несколько пьяных компаний…»
«… Эти тексты мало кто видел. До сегодняшнего дня они были знакомы только читателям специализированных журналов и тематических сборников фантастики. Тексты очень разные. Рассказы про веселых ассенизаторов и интеллигентных взломщиков, русскую народную паранойю и наших в космосе. Кое-какие эксперименты на грани беллетристики и публицистики. Да еще странная повесть в моем любимом стиле «производственная драма»… И все же есть объединяющий момент, позволивший без стеснения загнать всю эту разношерстицу под одну обложку. Перед вами, с позволения сказать, «творческий отчет» Олега Дивова за период 2001–2003 гг., когда у автора стало кое-что получаться в средней и малой формах. А то, говорят, я почти три года молчал. Не-а. Естественно, здесь все публикуется в авторской редакции, без каких-либо цензурных ограничений и поправок, под оригинальными названиями. А теперь давайте попробуем это все прочесть. Искренне Ваш – Олег Дивов» В сборник вошли следующие повести и рассказы: К-10 Параноик Никанор Эпоха великих соблазнов Закон лома для замкнутой цепи Вредная профессия Мышки-кошки Наш гештальт в тумане светит Мир без героев Вредный совет молодому бойцу
Записки Гая Юлия Цезаря (100-44 гг. до н.э.), величайшего полководца и государственного деятеля, – это не только замечательный источник по истории политических отношений античной эпохи, но и произведение, которое можно отнести и к документальной хронике, и к мемуарам, и к военной прозе.
«В строгом безмолвии вечереющего дня Елена сидела одна, прямая и неподвижная, положив на колени белые, тонкие руки. Не наклоняя головы, она плакала; крупные, медленные слезы катились по ее лицу, и темные глаза ее слабо мерцали. Нежно любимую мать схоронила она сегодня, и так как шумное горе и грубое участие людское были ей противны, то она на похоронах, и раньше, и потом, слушая утешения, воздерживалась от плача. Она осталась, наконец, одна, в своем белом покое, где все девственно чисто и строго, – и печальные мысли исторгли из ее глаз тихие слезы…»
«Тюльпанов присел к столу, жадно ощупывая глазами большой деревянный ящик, полный сырой, грязно-белой земли. Управляющий тоже сел. Лицо его сияло почтительно и воодушевленно, как у даровитого повара, толкующего барину о прелестях пикантного соуса. Прошла секунда молчания. Тюльпанов нервно мял пальцами жирные, мягкие, как мазь, комки глины. Он сомневался, брови его хмурились от внутреннего напряжения; факт еще не овладел им настолько, чтобы он мог громко и бурно выразить свою радость. Между ящиком с глиной и богатством лежала пропасть…»
Виссарион Григорьевич Белинский
«Кто не любит театра, кто не видит в нем одного из живейших наслаждений жизни, чье сердце не волнуется сладостным, трепетным предчувствием предстоящего удовольствия при объявлении о бенефисе знаменитого артиста или о поставке на сцену произведения великого поэта? На этот вопрос можно смело отвечать: всякий и у всякого, кроме невежд и тех грубых, черствых душ, недоступных для впечатлений искусства, для которых жизнь есть беспрерывный ряд счетов, расчетов и обедов…»
«Помню, как гордился я этим когда-то перед европейцами, и вот второй, третий год неперестающие казни, казни, казни. Беру нынешнюю газету…»
«…Вспоминается мне ранняя погожая осень. Август был с теплыми дождиками, как будто нарочно выпадавшими для сева, – с дождиками в самую пору, в средине месяца, около праздника св. Лаврентия. А „осень и зима хороши живут, коли на Лаврентия вода тиха и дождик“. Потом бабьим летом паутины много село на поля. Это тоже добрый знак: „Много тенетника на бабье лето – осень ядреная“… Помню раннее, свежее, тихое утро… Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и – запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег…»
«Неистощимые богатства матери-природы должны питать одинаково всех; не должно быть ни голодных, ни погибающих от излишества питания. У сильного должна быть отнята возможность захватывать себе больше, чем будет иметь слабый. Земля принадлежит человечеству со всем, что находится на ее поверхности и в ее недрах, поэтому она и должна быть разделена между всеми поровну. Равные по законам природы люди должны быть равными и по своим собственным законам…»
Виссарион Григорьевич Белинский
«В статье о „Гамлете“ Шекспира и об игре Мочалова в роли Гамлета я хотел вполне представить судьбу, в нашем отечестве, одного из величайших созданий величайшего драматического гения. Игра Мочалова и ее действие на московскую публику были главным предметом, главною, основною мыслию моей статьи. Но, кроме того, я почел еще нужным и рассмотреть критически, как умел и как мог, самую пьесу…»