ЛитРес: чтец
Все книги издательства ЛитРес: чтецРусский стиль рукопашного боя. Стиль Кадочникова.1991 г.
Первая в России книга о русских боевых искусствах. Она произвела фурор в 1991 году и общие тиражи пиратских переизданий зашкаливали за 250 000 экземпляров! Цитата: «Вспомним, братья – во все времена мы одолевали в рукопашных схватках своих врагов, откуда бы они не приходили – с Запада или Востока, Севера или Юга. И наши победы имели под собой основу – русское воинское искусство, систему народной подготовки мужчины – воина.» Стойки, техника передвижений, техника падений, кувырков, перекатов, техника защиты от ударов и захватов, приемы нападения, защита от оружия. Это пособие не претендует на всеобъемлющую полноту изложения. Однако оно написана простым доступным языком, содержит понятные иллюстрации и отлично подходит для начального ознакомления с уникальным стилем русского боевого искусства.
Руны на шевронах
Молодой человек в результате авто-аварии попадает в тело пацана шестнадцати лет. Он оказывается в мире магической Гардарики, и он отныне боярин! Гг даже смог дотянуться до копии девочки, кого вожделел с прошлой жизни! А то, что родителей и брата боярина убили не просто так, что за ним охотятся самые могучие спецслужбы мира, и сам этот мир вскоре погрязнет в большой войне – для него не ново. Он всегда так жил, просто боролся за себя с судьбою!
Чужие люди
В журнале «Врач» напечатана корреспонденция из Владивостока: «Здесь среди босяков умер врач А. П. Рюминский. Когда несчастный заболел, его отвезли было в городскую больницу, но там его не приняли за неуплату денег за прежнее время, и А. П. пришлось умирать в участке. Босяки устроили покойному тёплые проводы, причём один из них сказал следующую прощальную речь: „Ты жил между нами, покинутый и забытый своими… То горе жизни и те пороки, которые мы носили и делили вместе, были нашим общим несчастием. И вот мы здесь… собрались проводить тебя в желанную для всех нас могилу…“»
Бутерброд
Алексей Владимирович Зелепукин
Буква, она сама по себе просто закорючка, но собравшись в слово – они уже имеют вес. А если слова объединяются в рассказ, то это уже грозная сила. и эта сказка – о ней.
Уголок старой Москвы
«В темном углу, заросшем паутиной, с тихим шорохом отвалился кусочек штукатурки. Разрушается старый дом. Разваливается. Жаль! На днях, просматривая какой-то театральный журнал, я увидел портрет очень пожилого человека и подпись: „Вейхель. Скончался такого-то числа“. Как? Умер Вейхель?..»
Древо мира. Вехи будущего
Я знаю, кто я. За моей спиной – жители всех Светлых территорий. А впереди – война с Темными, которую я же и развязала. И где-то там, среди врагов, тот, кто украл мое сердце.
Музыка
«Я сижу в кабинете жандармского полковника, в маленькой комнате, сумрачной и тесной; широкий письменный стол, три кресла, обитые тёмной кожей, такой же диван и большой шкаф почти сплошь заполняют её; тягостное впечатление тесноты особенно усилено обилием фотографий на стенах. Их очень много: группы военных, дамы, дети, снимок с какого-то лагеря, незнакомый мне город на крутом берегу реки, белая лошадь, которую держит на поводу маленький кадет, и монах, снятый во весь рост, – он похож на каменную бабу в степи…»
«Сам Николай Хрисанфович Рыбаков»
«Мне кажется, – я вижу кладбище, и принц Гамлет в черном плаще, с бледным, печальным лицом, – бродит среди памятников. Вместо „друга Горацио“ с ним „1-ый актер“, – тот самый, который со слезами читал рассказ о бедствиях Гекубы, – хотя „что он Гекубе, и что Гекуба ему?“. Только „могильщик“ изменился. Одно из тех лиц, которые мы видим на всех юбилеях – живых и мертвых…»
Слабость Даниэля Хортона
Оптимист и пессимист живут в одном доме… (Первый когда-то спас второго). © FantLab.ru
Ползунков
«Я начал всматриваться в этого человека. Даже в наружности его было что-то такое особенное, что невольно заставляло вдруг, как бы вы рассеянны ни были, пристально приковаться к нему взглядом и тотчас же разразиться самым неумолкаемым смехом. Так и случилось со мною. Нужно заметить, что глазки этого маленького господина были так подвижны, или, наконец, что он сам, весь, до того поддавался магнетизму всякого взгляда, на него устремленного, что почти инстинктом угадывал, что его наблюдают, тотчас же оборачивался к своему наблюдателю и с беспокойством анализировал взгляд его…»