«Если бы какому-нибудь англичанину привелось сочинять проект политического устройства России – нет сомнения, этот англичанин, не приступая к делу, пожелал бы наперед осведомиться о том: какие имеются у нас налицо общественные элементы, какие основы выработаны историею, какие идеалы продолжают жить в народном сознании или выражались в течение нашей тысячелетней исторической жизни. Занявшись исследованием элементов, из которых сложилось наше политическое тело, – да и без всякого особенного исследования, а по первому поверхностному обзору, – он, наверное бы, прежде всего поразился тем, что не может не поразить и не броситься в глаза каждому, – именно тем, что в России имеется налицо до 40 миллионов сельского оседлого населения…»
«„И рада бы в рай, да грехи не пускают!“ – вот что самой про себя, приходится теперь часто, слишком часто повторять России, или, лучше сказать – вот что думается про Россию невольно, когда всматриваешься пристальнее в события нашей современной русской действительности. Кажется, вот блеснула заря и засияет солнце на безоблачном небе, – но не лезут с неба упорные тучи, опять сошлись, нависли, и опять серо и опять сумрачно. Кажется, – вот пробежало по всему организму ощущение здоровья и силы, бодростью и гордостью окрылился дух – все ему нипочем, горы сдвинет…»
«Не только редактору столичного журнала, но и всякому столичному общественному деятелю, а тем более деятелю официальному и власть имущему, посоветовали бы мы или, выражаясь проще (обыкновенною у нас русскою формою речи) – указом бы повелели: по крайней мере в два года раз проезжаться по России! Такая поездка освежительна и вразумительна во всех отношениях. Нет надобности обращать ее в следственную экспедицию или задаваться задачею „изучить Россию“, что теперь даже в моде и постоянно на языке у борзой чиновной благонамеренности города Санкт-Петербурга, которая воображает, что, прокатившись по двум-трем провинциям, она, a la Цезарь, пришла, увидела, „изучила“ и решила!..»
«Мы приостанавливаем издание „Русской Беседы“. Несомненно убежденные в жизненности тех начал и воззрений, которых посильным выражением была „Русская Беседа“, – мы знаем, что ничто, конечно, не удержит их хода; но тем не менее, с тяжелым чувством расстаемся, хотя и на время, с нашею журнальною деятельностью. Нам дорого было это периодически раздававшееся печатное слово, это дружное и гласное служение нашей народности; мы свято чтим наше литературное знамя, знамя народного самосознания во всех областях жизни и духа; нам жаль нашего прерванного труда…»
«Жалобы, сетования, пени на „застой“ не прекращаются, несмотря на шумную суету и блестящее веселье нашей „Невской Пальмиры“. Старый петербургский бюрократ, прислушиваясь к этому шуму, с одной стороны, и к этим жалобам, с другой, должен, вероятно, недоумевать: в чем же застой? Все, по-видимому, приходит, напротив, в надлежащую колею, столичная жизнь спешит „на прежняя возвратиться“, а „течение“ дел совершается установленным порядком…»
«В дополнение к рапорту моему от 13 июля сего 1849 года, имею честь представить Вашему сиятельству копию с просьбы, которая должна на днях поступить от Романово-Борисоглебского общества к начальнику губернии и при этом изложить обязательства, совершающиеся в настоящую минуту…»
«Во исполнение возложенного на меня поручения собрать сведения о настоящем положении раскольничьих дел в Бессарабии, я объездил почти всю эту область, и представляя здесь все свои замечания в совокупности, считаю нужным для большей ясности начать с географического описания местности тамошнего раскольничьего народонаселения и потом уже перейти к изложению способов его пограничных сообщений, политического оных значения, ожиданий и надежд раскольников и, что всего важнее, отношений их к новой лжеиерархии…»
«К числу самых интересных слухов, которыми полнятся теперь Москва и Петербург, принадлежат, бесспорно, слухи о преобразовании Главного управления по делам печати. По словам петербургских газет, в городе рассказывают: одни – будто управление имеет как-то примкнуть к сенату; другие – будто оно организуется в самостоятельное учреждение; третьи, наконец, – будто имеется в виду создать новое министерство „полиции“, в ведение которого отойдет и литература. В какой степени достоверны эти толки – мы не знаем, но не в этом покуда дело. Довольно уже и того, что они существуют, и существуют, конечно, не без основания…»
«Восхищаться каждым проявлением „русского патриотизма“, умиляться при словах „народ“, „земство“, „православные“, кем бы и когда бы они ни были произнесены, при каждом намеке на древнюю Русь, при каждом внешнем признаке русского национального чувства и нежной симпатии к „русскому мужичку“, приходить в ярый восторг – это, казалось бы, по нашей части!..»
«Что бы ни говорили о современном состоянии нашего общества, сколько бы сходства ни представляло оно с гниением разлагающегося трупа, но при всем том, везде и отовсюду чутко чувствуется и слышно слышится животворное веяние свежего вольного воздуха. Новая жизненная сила отовсюду подступает и обдает нас своими волнами. Да, повеяло, потянуло новым, еще не передышанным воздухом! Но по закону, общему для мира физического и для мира нравственного, движение свежей воздушной струи ускоряет самое разложение, а потому и понятно, что в то же время сильнее распространяется зловоние газов и атмосфера наполняется вредными, удушливыми миазмами…»