Зинаида Гиппиус
Список книг автора Зинаида ГиппиусВ гостиной и в людской
«После первых зимних дней наступила опять оттепель. Часто петербургский ноябрь бывает дождлив и тепел, как хмурый март. Загремели дрожки по выглянувшей мостовой; дворники счищали коричневый, умирающий снег. При наступлении сумерек фонари замигали, отражаясь в лужах и тротуарах, блестевших, как зеркало…» В книге использованы музыкальные вставки: https://topfonmusic.com
Глупый Никита
«Не сразу вышло, конечно, не вдруг; но был он терпелив, малодумен, никогда на судьбу не жаловался, – брал, какая посылалась. И, с течением времен, и многие из здешних, из своих, даже поумнее его, стали ему завидовать…»
Ближе к природе
«Все были недовольны. Пока никто еще не говорил ни слова, но ясно было, что все недовольны. Неприятности начались с минуты приезда на станцию. Шел дождик, облака бежали низко. Озеро тянулось серое, тусклое. И оказалось, что до имения Столбы, где две семьи, Назаровы и Каминские, наняли вместе дачу, – дороги нет и лошадей достать нельзя…»
Чудеса
«– Правда, что твоя мама сумасшедшая? – спросила Анна. Леша медленно повернул к ней коричневые глаза с немного воспаленными белками. Проговорил без интереса: – Не знаю. Почему?..»
Живые и мёртвые
«Шарлотта была дочерью смотрителя большого лютеранского кладбища за городом. Почтенный Иван Карлович Бух занимал это место уже много лет. Тут родилась Шарлотта, тут он недавно выдал замуж старшую дочь за богатого и молодого часовщика. Матери своей Шарлотта не помнила – знала только, что она не умерла: ее могилы не было в „парке“, среди всех могил. Отца она расспрашивать не смела. Он, несмотря на свою мягкую доброту, хмурил белокурые брови, и все его красное, полное лицо делалось не то сердитым, не то печальным, когда дети говорили о матери…»
Автоном и Надя
«Жарко. Темно-зеленым, крепким, голым и лосновитым кавунам тоже, видимо, жарко. Пупыристые дыни слегка прячутся в зелень, чтобы не загореть. А на толстые, золотые животы арбузов я даже глядеть не могу без досады: повыставились на солнце и преют-зреют самодовольно. Сами же – гадкие, есть их нельзя, кожа крокодилья…»
В человеческих тисках
«В номере лучшей городской гостиницы „Метрополь“ сидит инженер Золотов, Иринарх Иванович, а перед ним, через стол – его дочь, Фина. Сквозь грязные окна дорогого номера смотрит грязный зимний день. Иринарх Иванович еще не оправился от неожиданности, еще смущен: наливает себе третий стакан чаю, неловко гремя ложечкой, опять спрашивает Фину, не хочет ли она еще чаю и почему не ест конфет, хотя она уже дважды отказалась…»
Был и такой
«Десятый час в исходе. Ночные собираются. Которые уже выехали, а те запрягать пошли; запоздавшие ужинают. Из денных, кто поплоше, еще никого нет. В горнице мутно, паром, щами, тулупом и луком припахивает. А так ничего, чисто: двор хороший. И кухарка молодая и бойкая…»
Влюблённость
«Мне хотелось бы сказать несколько слов по поводу статьи Д. Мережковского „Новый Вавилон“. И даже сказать не о всей статье, посвященной разбору книги Розанова „В мире неясного и нерешенного“, – а только о беглых и, может быть, неосторожно написанных строках, в которых говорится о „преображении пола“ в „христианстве“…»
В гостиной и в людской
«После первых зимних дней наступила опять оттепель. Часто петербургский ноябрь бывает дождлив и тепел, как хмурый март. Загремели дрожки по выглянувшей мостовой; дворники счищали коричневый, умирающий снег. При наступлении сумерек фонари замигали, отражаясь в лужах и тротуарах, блестевших, как зеркало…»