«Действие происходит в Петербурге, в квартире Мотовиловых. Столовая в доме Мотовиловых. Арсений Ильич и Наталья Петровна кончают поздний обед. На столе канделябр со свечами. Фима убирает посуду. Входит Евдокимовна…»
«Вечерний час. Тротуар около бульварного кафе в Париже. Столики все заняты. Проходят, галдя и толкаясь, толпы всяческого народа. Пристают газетчики, фокусники, игрушечники. Дамы в шляпах и платьях приблизительно одинакового фасона, мужчины одеты даже не приблизительно, а совершенно одинаково. В первом ряду, за столиком совсем у тротуара, сидит плотный господин с черной бородой веером. Спокойный, румяный, средних лет…»
«До поднятия занавеса слышен далекий и редкий звон колокола. Лесная глушь. Гладкое, плоское, светлое озеро, не очень большое. У правого берега, поросшего камышом, поляна, дальше начинается темный лес. На небе, довольно низко, но освещая тусклым, немного красноватым светом озеро и поляну, стоит ущербный месяц. Рой русалок, бледных, мутных, голых, держась за руки, кругом движется по поляне, очень медленно. Напев их тоже медленный, ровный, но не печальный. Он заглушает колокол, который звонит все время, но когда русалки умолкают на несколько мгновений – он гораздо слышнее. Не все русалки пляшут: иные, постарше, сидят у берега, опустив ноги в воду, другие пробираются между камышами…»
«Он вечно юн. Его вино встречает. А человека, чья зажглась заря В сверкающую пору января, – Судьба как бы двойная ожидает. И волею судьбу он избирает. Пока живет страдая и творя, Алмазной многоцветностью горя – Он верен, он идет – и достигает…»
«Сиянье слов… Такое есть ли? Сиянье звезд, сиянье облаков – Я всё любил, люблю… Но если Мне скажут: вот сиянье слов – Отвечу, не боясь признанья, Что даже святости блаженное сиянье Я за него отдать готов… Всё за одно сиянье слов!..»
«На Смольном новенькие банты из алых заграничных лент. Закутили красноармейские франты, близится великий момент. Жадно комиссарские аманты мечтают о журнале мод…»
«Проклятой памяти безвольник, И не герой – и не злодей, Пьеро, болтун, порочный школьник. Провинциальный лицедей…»
«На сердце непонятная тревога, Предчувствий непонятных бред. Гляжу вперед – и так темна дорога, Что, может быть, совсем дороги нет…»
«Где-то милая? Далеко, На совдепской на земле. Ходит, бродит одиноко, Ест солому, спит в золе…»
«Поэты, не пишите слишком рано, Победа еще в руке Господней. Сегодня еще дымятся раны, Никакие слова не нужны сегодня…»