«В дальние времена, когда все мы, критики со смыслом, пытались бороться с повальным сумасшествием, – обожанием Горького и Андреева, – появился молодой Арцыбашев…»
«Это – краткая сводка, конспект современных разговоров, ставших „почти банальными“. Но, может быть, как раз своей повторяемостью (почти без вариаций, лишь с новыми деталями), упорным возвращеньем к столь „общеизвестному“, разговоры эти и примечательны. Скажу, кстати, что мысли „Оптимиста“ мне приходилось слышать не только от дилетантов, но и от представителей эмиграции довольно известных, даже партийных…»
«„Отцы и дети“ – это, в конце концов, только художественный образ. Он понравился, привился, но вряд ли можно ставить его темой серьезного обсуждения. Спор „отцов и детей“ – лишь фигуральное определение двух, непосредственно одно за другим следующих поколений, непременно будто бы друг с другом несогласных…»
«Несколько слов о недавнем собрании писателей «Миссия русской эмиграции» и о вызванной им критике – «Голоса из гроба». Мое неучастие в собрании, несмотря на совпадение в религиозных взглядах с некоторыми ораторами, мое согласие с главными выводами критика «Посл. Нов.» – дают мне возможность отнестись к обеим сторонам с полезной объективностью…»
«В своей книге „Философия неравенства“ Н. Бердяев рассматривает вопросы общественные и рассматривает их с религиозной точки зрения. Хочет взять общественность – „в свете религиозного сознания“. Я не собираюсь заняться подробной критикой его многосложного и многословного труда, да вряд ли это было бы мне и под силу. Но я хочу говорить о тех же вопросах, о которых говорит Бердяев, – общественных, – с той же точки зрения – религиозной; и книга „Неравенства“ поможет выяснению моих собственных взглядов, если я буду ею попутно пользоваться…»
«Не для того, чтобы оспаривать чьи-нибудь мнения о моей статье в „Совр. Записках“, я прошу редакцию „Посл. Новостей“ поместить эти несколько строк. Каждый волен иметь свои мнения, я – как другие. Но в критику моих критиков вкралось несколько фактических неточностей, порою даже описок, и несколько неясностей, которые я должен отметить, – хотя бы в интересах людей, мою статью не читавших…»
«Вопрос о признании «советской власти» европейскими державами стал ныне очередным. Около него ведутся горячие споры. Ни один вопрос не запутан такими узлами и ни один так не нуждается в освещении объективном, с точки зрения разумной действительности…»
«Надо, прежде всего, воскреснуть. Двадцать лет непрерывного вглядыванья в литературу, оценки писателей, старанья выразить то, что видишь; двадцать лет критической работы… и затем, с начала 18-го года, конец. Нет не только меня (что – я?), нет литературы, нет писателей, нет ничего: темный провал…»
«Наши деды не так уж были глупы, когда при всяком удобном (и даже неудобном) случае пили за „Истину, Добро и Красоту“. Избитая триада! Правда, кто не избивал ее? Избивали, забывали, вспоминали, чтобы снова избивать; в результате – болят руки у избивателей, а триада стоит себе, нерушимая и, главное, неделимая; и по-прежнему только к ней влечется воля человеческая…»
«У Ремизова я люблю не все. Но мне жаль, что в нем не разбираются, не хотят понять, за что именно его нужно любить. Одни, с эстетической точки зрения, возвышают его, другие – отрицают (тоже эстетически!), но берут непременно целиком, и главного дара, собственной его доли, – как он любит говорить, – обыкновенно не замечают…»