Леонид Клейн
Список книг автора Леонид КлейнМожет ли атлант расправить плечи? Или зачем читать плохо написанную книгу?
Самый длинный и самый известный роман Айн Рэнд считается чуть ли не библией бизнес-литературы. Многие предприниматели называют эту книгу в числе главных, повлиявших на их жизнь. Между тем, перед нами неряшливо написанный текст, не представляющий с художественной точки зрения никакого интереса.Зачем для высказывания своих социально-экономических взглядов Айн Рэнд выбрала форму романа? Может ли плохой роман вдохновить начинающего бизнесмена? И наконец: есть ли объективные критерии, чтобы отличить подлинный текст от подделки?
Дней Катыбр, или трагический хаос Даниила Хармса
Древние говорили, что тот, кто ясно мыслит, ясно выражает. По этой логике у поэзии нет ясной мысли, а уж у Даниила Хармса можно ли вычленить мысль вообще? Его поэзия темна, хаотична, строчки и образы как будто вывихнуты, специально сломаны. Его сюжеты жестокие, дикие, персонажи карикатурны. Перед нами хаос звуков, слов и образов. При этом Хармс – один из самых читаемых поэтов XX века. Может быть, его трагический и карикатурный пафос соприроден нам? Может быть, у каждого внутри есть хаос Хармса?
Достоевский «Идиот». Или дорога в ад вымощена дурными намерениями
Безобидный, нездоровый и очень добрый князь Мышкин приезжает в Россию. С надеждами и мечтами, с желанием жить. И разве в Отечестве ему встречаются сплошь плохие люди? Разве мало на страницах романа бескорыстных, честных и глубоких личностей? Но заканчивается все катастрофой. И личной. И семейной. Достоевский горестно, но мужественно показывает нам механизм разрушения сознания и жизни. Рисует страшный мир, в котором побеждает смерть, если в нем недостаточно сильна любовь.
Когда же вы приедете, ревизор? Или кто из литературных героев берет взятки
Одна из самых страшных социальных болезней России – системная коррупция. Это вечную тему не обошла русская литература. Давать взятки вынуждены герои многих классических произведений, а в знаменитом «Ревизоре» вокруг коррупции построена вся сюжетная линия комедии. В финале пьесы, кстати, приезжает реальный чиновник из Петербурга, который должен наказать взяточников. Но верим ли мы в справедливый финал?
Батлы, диссы и Оксимирон: рэп как новая русская поэзия
Рэп в России появился гораздо раньше, чем многие думают. Знамениты сопелки Винни Пуха, придуманные Борисом Заходером, – это чистый случай рэп поэзии, и современные русские авторы гораздо больше тяготеют к отечественной поэзии серебряного века, чем к американской традиции уличных исполнителей. Рэп не только стремителен, но и трудно уловим с точки зрения жанра. Это и эпиграмма, и лозунг, и мем, и песня, и медитация. Маяковский, который легко угадывается в творчестве Оксимирона, хотел, чтобы к «штыку приравняли перо». Совремменый русский рэп хочет, чтобы его клавиатуру, голос и жест приравняли ко всему на свете. Он хочет быть эпичным и лиричным. Интимным и публичным. Он стремится стать языком миллионов своих слушателей.
Цепная реакция культуры: как язык, кино и литература отреагировали на главные открытия в области ядерной физики
С появлением Новой физики мир изменился кардинально. Представления о времени и пространстве, об атоме, и космосе, о силе радиации… Изобретение ядерного оружие перенесло вопрос о конце света из метафорической области в практическую. Конечно же, культура не могла пройти мимо таких фундаментальных потрясений. Сняты сотни фильмов, написаны тысячи книг на эту тему. Для отечественного сознания важнейшим высказыванием на тему ядерной физики является киношедевр Михаила Ромма «Девять дней одного года». Я постарался включить разговор об этом фильме в широкий культурный контекст: от Рэя Брэдбери до Стенли Кубрика.
Чехов как психологический триллер
Описание: В рассказах Чехова часто как бы ничего не происходит. Ничего такого, о чем можно было бы вообще писать рассказ. Человек в футляре не женится на Варе, а просто умирает в конце. В рассказе «О любви» есть признание, но нет поступка, Ионыч просто стареет… В «Даме с собачке» герои остаются в своих семьях.. Перед нами просто люди. Законопослушные, несмелые. Тихие. Обыкновенные. Они превращают свою жизнь в ад в условиях мещанского быта. Внешнее насилие очень редко в рассказах Чехова. «Палата номер 6» – это почти исключение. Еще большим исключением выглядят рассказы, где есть просвет. Слово «надежда» не вяжется с Чеховым. Но насколько тотальна его безысходность?..
Достоевский. Плохие поступки хороших людей, или на что надеяться читателю Достоевского
От страшной, извращенной картины мира, которую рисует Достовевский, хочется спрятаться в рациональный мир Толстого. Где зло и добро заранее маркированы и где писатель, как мудрый и строгий учитель, ставит оценки своим персонажам. Но Достоевского не отменить. Начав читать, мы уже не можем остановиться. Семья Епанчиных чинно усаживается за стол, чтобы, затаив дыхание, слушать пленительный рассказ князя Мышкина. Прекрасного, светлого, бескорыстного человека. Который впоследствии принесет столько зла тем, кто приютил его. Читатель тоже сидит за этим столом. И не может вместить в себя страшную двойственность человеческого естества. И не может признаться себе в том, что Достоевский демонстрирует правду. Ту правду, за которую мы и любим, и ненавидим этого писателя.
Сказки Пушкина. Взрослые детские сказки: борьба за власть в одной отдельно взятой семье
Сказки Пушкина известны всем. И с самого раннего возраста. Многие строчки мы помним наизусть. Простые и прекрасные образы сопровождают нас всю жизнь. Нам кажется, что мы понимаем смысл этих сказок: ведь они нравоучительны и почти все хорошо заканчиваются. Между тем, «урок», который преподносится «добрым молодцам» не так очевиден, как это кажется. Пушкин описывает не только гармоничный мир, но и вечную борьбу за власть в семье…
Габриэль Гарсия Маркес. Сто лет одиночества. Одна абсолютно несчастная деревня
Есть книги, которые совершают переворот в нашем сознании. Сразу. После первого прочтения. Даже раньше – после первых страниц или даже абзацев. Нет! Еще раньше. После первого предложения, в котором время сжато, а жизнь заканчивается, – читатель погружается в волшебную и страшную воронку маркесовского текста.