«Давно уже театром не интересовались так, как сейчас. Кажется, только и интересуются, что театром. Куда ни придете, – по третьему слову разговор о театре. Скоро здороваться будут: – А! Доброго здоровья! Как похаживаете в театр? – Да благодарю вас! Слава Богу! Каждый день. Вы как?..»
«Жалко, что умер старичок, кладбищенский дьякон, перехоронивший на Ваганьковском всех великих артистов. Каждый раз, как, хоронили славного артиста Малого театра, старичок-дьякон обращался к живым всегда с одной и той же остротой: – А, ведь, у нас, на Ваганьковском-то, труппа будет посильнее, чем у вас!..»
«– Жениться ли на актрисе? Этот вопрос задавался тысячи раз и на него можно ответить тысячью анекдотов или тысячью печальных историй…»
«Со сцены сошла царственная семья: – Коклэнов. Носителем великой фамилии остался Коклэн-сын. Хороший актер. Но… быть только хорошим актером и называться Коклэном…»
«На днях в Уфу прибыл минский мещанин Тополев, который, явившись ко мне, заявил, что он командирован в Уфу „Советом Союза русского народа“. Мною было предложено полицеймейстеру оказать всякое содействие г. Тополеву… Но он содействие полиции отклонил на том лишь основании, что уфимский полицеймейстер – католик…»
«– Жениться ли на актрисе? Этот вопрос задавался тысячи раз и на него можно ответить тысячью анекдотов или тысячью печальных историй…»
«Я, право, не знаю, что вам написать об этом спектакле. Мне вспоминается один эпизод, случившийся с М.Г. Савиной, кажется, в Полтаве. После спектакля артисты с гастролершей ужинали в ресторане, на террасе, закрытой густо разросшимся диким виноградом…»
«Писатель пишет, актер играет, – и интересно знать, для кого все это делается? Петербург очень любит драматическое искусство. Он не может одного дня прожить без драматического искусства. Он возит его с собой даже на дачу, как любимую болонку. Нигде вы не найдете такой массы летних драматических театров, как под Петербургом…»
«Говорить о том, что Сальвини – великий артист, который в роли Отелло становится недосягаемым, это повторять, „что день есть день, а ночь есть ночь, а время – время, – значило бы потерять и день, и ночь, и время“…»
«– Удивительно создан свет! – сказал мудрец Джафар. – Да, надо сознаться, престранно! – ответил мудрец Эддин. Так говорили они пред премудрым шахом Айбн-Муси, который любил стравить между собою мудрецов и посмотреть, что из этого выйдет премудрого…»