Карл Роджерс и его последователи: психотерапия на пороге XXI века. Коллектив авторов

принадлежащие мне и существующие отдельно от его переживаний? Достаточно ли силен я в своей обособленности, чтобы не оказаться подавленным его депрессией, не испугаться его страхов, не быть поглощенным его зависимостью? Достаточно ли сил у моего внутреннего Я, чтобы понять, что меня не разрушит его гнев, маскирующий его потребность в зависимости, и не поработит его любовь, но что я с моими собственными чувствами и правами существую отдельно от него? Лишь тогда, когда я свободно ощущаю в себе отдельного человека, я могу гораздо глубже понять и принять другого, потому что не боюсь потерять себя самого» (Rogers, 1961, p. 52).

      Все это означает, что мы как терапевты нуждаемся в строгих границах Эго. Немаловажным профессиональным качеством терапевта является буквально железная выдержка (Cluckers, 1989): подчас мы должны, что называется, голыми руками таскать каштаны из огня; иметь дело с бурными эмоциональными переживаниями и не быть захваченными ими; сталкиваться то с восхвалениями, то с уничижительной критикой клиента в свой адрес; конструктивно работать с проявлениями любви и ненависти, не обращаясь при этом к отреагированию; и, кроме того, быть толерантными к амбивалентности. Эмпатическая сопричастность миру другого человека подразумевает и своеобразное временное «вынесение за скобки» своего собственного мира, и «риск» того, что тесный контакт с кем-то не таким, как мы, изменит нас самих. Гораздо легче отважиться на то, чтобы оказаться в таком «лишенном Эго состоянии» (Vanaеrschot, 1990) тогда, когда ощущаешь себя достаточно отдельным человеком с хорошо определенной личностной структурой и внутренним ядром. Наконец, обратим внимание на последний аспект, требующий от терапевта определенных сил, – на тот факт, что исповедь клиента может вызвать у терапевта невольное сравнение в той степени, в которой она затронет скрытые проблемы, существующие в нем самом. Ромбо видит причину такого сравнения в родстве между клиентом и терапевтом в том смысле, что оба они «являются человеческими существами». Он пишет:

      «Вследствие такого родства не только я держу зеркало перед клиентом (хотя я считаю термин “отзеркаливание” неудачным), но и он держит зеркало передо мной, давая мне возможность увидеть, что я собой представляю, что чувствую и испытываю. При этом могут быть затронуты и вынесены на поверхность скрытые аспекты меня самого, которые я едва осознаю, а то и вовсе не осознаю в своей собственной жизни. Как следствие в ходе терапии я то и дело сравниваю клиента с самим собой и оказываюсь вынужденным задавать вопросы самому себе. Нечто происходит не только с клиентом, но и с терапевтом. Мы оказываемся в одной лодке как в жизни, так и в терапии» (Rombauts, 1984, p. 172).

      Конгруэнтность и эмпатия

      Как мы видели выше, отсутствие конгруэнтности подрывает работу терапевта. Возможно, значение конгруэнтности нам удастся более ярко проиллюстрировать с позитивной точки зрения или, во всяком случае, привлечь внимание к некоторым, еще не обсуждавшимся аспектам конгруэнтности, которые напрямую связаны с качеством