Карл Роджерс и его последователи: психотерапия на пороге XXI века. Коллектив авторов

переноса. Роджерс, однако, и не считал этот путь существенным для изменения личности. Гораздо сильнее, нежели психоаналитики, он верил в терапевтическую ценность «реального» отношения между клиентом и терапевтом, видел в нем и другие, более важные преимущества. В таком рабочем отношении терапевт является своего рода моделью: его конгруэнтность поощряет клиента рисковать, чтобы стать самим собой. В соответствии с этим видением Роджерс постепенно пришел к тому, что стал считать конгруэнтность терапевта решающим фактором в установлении доверия в терапии и подчеркивать, что принятие и эмпатия эффективны только тогда, когда они воспринимаются как подлинные и искренние:

      «Как я должен вести себя, чтобы другой человек воспринимал меня как безусловно заслуживающего доверия, надежного и последовательного собеседника? Исследования, равно как и терапевтический опыт, показывают, что это чрезвычайно важно. После многих лет работы я понял, какой именно ответ на этот вопрос является для меня наиболее приемлемым и точным. Раньше мне казалось, что если я соблюдаю все внешние условия надежности (выполняю договоренности, уважительно отношусь к конфиденциальности бесед и т. д.) и последовательно держусь одной линии поведения в ходе бесед, то это обеспечит и соответствующее отношение ко мне клиента. Но опыт научил меня, что если, к примеру, я действую в последовательно принимающей манере, тогда как на самом деле чувствую раздражение или скепсис или испытываю еще какие-либо переживания, свидетельствующие о непринятии, то в итоге клиент воспримет меня как непоследовательного и не заслуживающего доверия. Я пришел к убеждению, что для того, чтобы заслужить доверие, совсем не обязательно быть абсолютно последовательным, однако очень важно быть достоверно реальным. Термином «конгруэнтный» я обычно обозначаю определенный способ самопрезентации. Под этим я понимаю следующее: какие бы чувства или установки я ни переживал, они должны пройти через мое сознание. В этот момент я являюсь целостным, или интегрированным, человеком и, таким образом, действительно могу быть тем, кем на самом деле являюсь. Это такая реальность, которую, согласно моему опыту, другие люди воспринимают как достоверную» (Rogers, 1961, р. 50).

      Из этого определения следует также, что терапевту необходимо обсуждать свои переживания с клиентом всякий раз, когда они принимают устойчивый характер и становятся помехой для реализации двух других базовых терапевтических установок. Изначально Роджерс рассматривал такие моменты самовыражения в качестве «спасательного круга», последнего средства для преодоления чрезмерной вовлеченности терапевта во внутренний мир клиента. С другой стороны, Джендлин указывает на ту пользу, которую и терапевт, и клиент извлекают из бесстрашной демонстрации собственной «несовершенности»:

      «Для терапевта “конгруэнтность” означает, что ему нет необходимости всегда представать в лучшем свете, всегда быть понимающим, мудрым и сильным. Я пришел к выводу, что иногда