Сказания Земноморья. Урсула Ле Гуин

Выпил вино и молча уставился неведомо куда.

      – Нет, – промолвил он. – Ничего из этого я не могу. Ничего.

      Она не поверила. Ей хотелось возмущенно крикнуть ему в лицо: «Да как это может быть? Как ты можешь такое говорить? Что ж ты, забыл все, что знал, все, чему выучился у Огиона и на острове Рок, все, что постиг за время своих скитаний? Не мог же ты забыть все те имена, то мастерство, которым владел. Ты столько всего знал! Ты столько мог! Ты был таким сильным!» Однако она сдержала себя и ничего этого не сказала, только прошептала:

      – Не понимаю. Как это может быть?..

      – Из чашки всего лишь вылили воду, – сказал он, слегка наклоняя стакан с вином, словно намереваясь показать ей, как это делается. Потом, немного помолчав, снова заговорил: – Чего я не понимаю, так это зачем он вынес меня оттуда. Доброта молодых подчас оборачивается жестокостью… Ну вот, теперь я здесь и вынужден с этим мириться – пока не смогу вернуться назад.

      Она не очень хорошо понимала, о чем он. Однако отчетливо расслышала в его словах не то обвинение, не то жалобу, и это – в нем! – особенно поразило и рассердило ее. Она сухо сказала:

      – Сюда тебя принес Калессин!

      При закрытых дверях в домике было почти совсем темно, лишь единственное маленькое, выходящее на запад окошко пропускало немного закатного света. Она не смогла разобрать, что выражало его лицо. Вдруг он поднял свой стакан, чокнулся с ней со странным подобием улыбки на губах и осушил стакан до дна.

      – Это прекрасное вино, – сказал он. – Должно быть, Огиону его привез какой-то богатый купец или знаменитый пират. Никогда такого пить не доводилось. Даже в Хавноре. – Он все вертел в руках небольшой стакан, рассматривая его. – Я назовусь как-нибудь иначе и уйду на другую сторону горы, куда-нибудь в Армут, в Восточные Леса, откуда я родом. Там сейчас как раз сенокос начнется. Так что пока работа будет.

      Она не знала, что ему ответить. Хрупкий, нездоровый на вид, такую работу он сможет получить только из жалости или, напротив, у человека равнодушного и жестокого; а если и получит, то вряд ли с ней справится.

      – Дороги теперь не те, что раньше, – сказала она. – За последние годы столько воров и бандитов развелось! Да и иноземные налетчики, как их Таунсенд называет, попадаются. В общем, ходить в одиночку опасно.

      В полутьме она пристально всматривалась в его лицо, пытаясь понять, каково это – никогда в жизни никого не бояться и вдруг научиться страху.

      – Огион же ходил… – начал было Гед и осекся: вспомнил, что Огион был магом.

      – В долинах, на юге, – сказала Тенар, – всегда полно работы. Пасти коз, овец, коров. Скот перегоняют на верхние пастбища незадолго до праздника Долгого Танца и пасут там до осенних дождей. В тех местах всегда пастухи нужны. – Она отпила большой глоток из своего стакана и словно снова произнесла имя дракона – так обожгло ей рот вино. – А почему бы тебе не остаться?

      – В доме Огиона? Так сюда они в первую очередь заявятся.

      – Ну и что? Даже если заявятся? Что им от тебя может