Разбойничья Слуда. Книга 4. Рассвет. Николай Омелин

чтобы «попа» гонять. Ну, если засветло вернемся, то можно и попробовать.

      – Ну, в «Казаки-разбойники» тогда.

      – Если народ соберем.

      – А если…

      – Ты помолчать можешь? – не удержался Толька. – В лес сначала сходим. Одни забавы на уме.

      Витька ненадолго затих, но вскоре забылся и снова заговорил.

      – А чего маманю с бабкой одинаково зовут? Обе Дуни. Как отец не путается? Вот бы маменьку звали… ну, Клава, к примеру. Нет, лучше Катерина! Ну, а бабка та пусть Дуней остается. Как ты думаешь?

      Толька остановился, схватил брата за рукав и развернул лицом к себе.

      – Ты, Витька, верно, и в самом деле умом мал. Объясняю один раз, – спокойно, но твердо проговорил он. – Бабку ее родители Дуней назвали. Они так хотели. Мамку нашу ее родители Дуней нарекли. Родители разные, но так захотели. Они – родители. У бабки отца Антоном звали. Она – Антоновна. У маменьки папаню Гаврилой величали. Она – Гавриловна. Ты и я – Ивановичи. Родители решают, как детей своих называть, а не наоборот. Понял?

      – Понял, – шмыгнул носом Витька и опустил голову.

      – Два деда у тебя было и две бабки. Все умерли и только одна Евдокия Антоновна осталась. Одна, понимаешь? – Тольке отчего-то стало жалко свою единственную бабку. – У нас с тобой мать и отец есть, а у родителей только она. Понимаешь?

      – Понимаю, – плохо соображая, проговорил Витька.

      – Ну, и хорошо, – Толька отпустил брата, поправил съехавшую на нем шапку и шагнул вперед. – Пошли тогда.

      Не прошло и минуты, как Витька заговорил снова.

      – Толь, а Толь. Я спрошу, не будешь сердиться? – он заискивающе посмотрел на брата.

      – Ну, что там у тебя?

      Витька тут же обогнал его, повернулся к нему лицом и пошел спиной вперед.

      – А почему наш батька не начальник? Его Иваном Емельяновичем все зовут – по имени отчеству, как и председателя. Он и в колхоз вступил в числе первых. Читать умеет, а коров колхозных пасет.

      – Его еще и «жирным» зовут. Слышал, поди.

      – Ага. А почему? Он же, как бабка говорит: «Кость, да жила».

      – А потому! Жирный – значит здоровый, крепкий и сильный, а не сальный и толстый. У него отец, ну, дед Емеля, тоже здоровый был. А у Емели батька, кабыть Григорием звали его, так тот на реке никогда лодку не оставлял. Приедет, стружок на спину взвалит и в огород утащит. Во, какой здоровяк был.

      – И все-таки, пошто батька начальником не робит? – не унимался Витька.

      Толька покачал головой, стараясь не вспылить от занудства младшего брата.

      – Коровами руководить тоже уметь нужно. И любому мужику скотину не доверят. Ней управлять – не с народом лясы точить. Коров не обманешь. Они все чувствуют: злых и обманщиков не жалуют и слушаться не будут. Коли в душе злой, то сколь ее не гладь, она молока больше не надоит.

      – А Тяушка?

      – Что Тяушка?

      – Он же немой. Как со скотиной разговаривал?

      – Вот, ты чудак! Душой он разговаривал. Душой! Ему и с колхозом