Музей шкур. Сергей Носачев

больше сочеталась бы с его костюмом. Это ощущение усиливала воцарившаяся тишина, совершенно особенная. Не тягостная, какой была бы первозданная, где тебя разъедает от одиночества и желания заселить всё вокруг своими подобиями, – наполненная отзвуками незримого присутствия. Как будто вирус мгновенно убил всё живое. А что если так? Тимур приостановился. Трупы в квартирах, остановленные за своими обычными делами. Но ведь он жив. И Таша. И с завода звонили.

      – Тишина! – вдруг сообразил Тимур. Сирена больше не выла. Он вгляделся в воздух. Тот был беспредельно прозрачен. Дождь прибил пыль, растворил её в лужах, а те разбежались ручьями, унося её прочь с улиц. Небо от края до края снова светилось тихой ровной синевой. Вода под ногами и сияющие каплями листья были единственным напоминанием о том, что десять минут назад здесь царила буря.

      Вершинин свернул с центральной дороги и оказался перед центральной проходной химкомбината.

      3

      Комиссия из Москвы не заставила себя ждать. Десяток солидных дядек и тёток в дорогих костюмах, деловито водили носами, тыкали пальцами в каждый угол, периодически значительно кивали. Вокруг них суетились специалисты в белых халатах – те, кто на самом деле выясняет, изучает и разбирается. Своеобразная модель атома – флегматичное ядро и энергично носящиеся по кругу электроны, боящиеся остановиться хоть на миг, чтобы не грохнуться со своей орбиты. Что эти люди намеревались здесь найти спустя несколько дней после происшествия – мало кто понимал. Но озвучить это не решался даже директор комбината.

      Вершинины наблюдали за шествием делегации по заводской лаборатории через стекло стерильного бокса. Заражёнными считались все, но Тимура с Наташей решили изолировать и осмотреть тщательнее – они дольше остальных контактировали с взвесью, которую теперь называли пыльцой.

      Московские лаборанты облачились в скафандры, ощетинились иглами и кинулись заново брать образцы и анализы – то ли не доверяли лесозёрским спецам, то ли оправдывали дальнюю дорогу. Единственное, чего они не могли повторить – заборы воздуха с пыльцой. Пришлось довольствоваться теми, что сделали местные.

      В бокс вошли двое в защитных скафандрах. У каждого – персональный чемоданчик для образцов. Начальство осталось по ту сторону стекла: разглядывали Вершининых, как мартышек – с безопасного расстояния. Тимур смотрел на жену. На обеих руках Таши были огромные синяки – последствия неудачно воткнутых игл.  Вершинин разогнул локоть и подставил предплечье пареньку-лаборанту. Второй рукой Тимур дотянулся до жены и погладил её по спине.

      – Не переживайте. Кровь заново придётся сдавать всему комбинату, – дружески подмигнула Наташе работавшая с ней лаборантка. – Могу им даже синяков наделать.

      – Не нужно, – улыбнулась Наташа. Но во всеобщей «пересдаче» супругам, за двое суток измученным и злым от лабораторно-крысиных будней, увиделась если и не вселенская справедливость, то мелкий намёк на неё.

      Была в изоляции и положительная сторона. Мир перестал быть сложной логической системой