Обыкновенная история. Иван Гончаров

и то же в первых четырех стихах сказано, и вышла вода, – заметил Петр Иваныч и читал:

      Кто отгадает, отчего

      Проступит хладными слезами

      Вдруг побледневшее чело…

      – Как же это так? Чело пóтом проступает, а слезами – не видывал.

      И что тогда творится с нами?

      Небес далеких тишина

      В тот миг ужасна и страшна…

      – Ужасна и страшна – одно и то же.

      Гляжу на небо: там луна…

      – Луна непременно: без нее никак нельзя! Если у тебя тут есть мечта и дева – ты погиб: я отступаюсь от тебя.

      Гляжу на небо: там луна

      Безмолвно плавает, сияя,

      И мнится, в ней погребена

      От века тайна роковая.

      – Недурно! Дай-ка еще огня… сигара погасла. Где бишь, – да!

      В эфире звезды, притаясь,

      Дрожат в изменчивом сиянье

      И, будто дружно согласясь,

      Хранят коварное молчанье.

      Так в мире все грозит бедой,

      Все зло нам дико предвещает,

      Беспечно будто бы качает

      Нас в нем обманчивый покой;

      И грусти той назва… нья нет…

      Дядя сильно зевнул и продолжал:

      Она пройдет, умчит и след,

      Как перелетный ветр степей

      С песков сдувает след зверей.

      – Ну, уж «зверей»-то тут куда нехорошо! Зачем же тут черта? А! это было о грусти, а теперь о радости…

      И он начал скороговоркой читать почти про себя:

      Зато случается порой,

      Иной в нас демон поселится,

      Тогда восторг живой струей

      Насильно в душу протеснится…

      И затрепещет сладко грудь…

      и т. д.

      – Ни худо, ни хорошо! – сказал он, окончив. – Впрочем, другие начинали и хуже; попробуй, пиши, занимайся, если есть охота; может быть, и обнаружится талант; тогда другое дело.

      Александр опечалился. Он ожидал совсем не такого отзыва. Его немного утешало то, что он считал дядю человеком холодным, почти без души.

      – Вот перевод из Шиллера, – сказал он.

      – Довольно; я вижу; а ты знаешь и языки?

      – Я знаю по-французски, по-немецки и немного по-английски.

      – Поздравляю тебя, давно бы ты сказал: из тебя можно многое сделать. Давеча насказал мне про политическую экономию, философию, археологию, бог знает про что еще, а о главном ни слова – скромность некстати. Я тебе тотчас найду и литературное занятие.

      – Неужели, дядюшка? вот обяжете! – позвольте вас обнять.

      – Погоди, вот как найду.

      – Не покажете ли вы чего-нибудь из моих сочинений будущему моему начальнику, чтоб дать понятие?

      – Нет, не нужно; если понадобится, ты и сам покажешь, а может быть, и не понадобится. Подари-ка ты мне свои проекты и сочинения!..

      – Подарить? – извольте, дядюшка, – сказал Александр, которому польстило это требование дяди. – Не угодно ли, я вам сделаю оглавление всех статей в хронологическом порядке?

      – Нет, не нужно… Спасибо за подарок. Евсей! отнеси эти бумаги к Василью.

      – Зачем