Обыкновенная история. Иван Гончаров

выслушал это известие покойно, только немного навострил уши и поднял брови.

      – Хорошо, поди, – сказал он слуге.

      Потом взял одно письмо, хотел распечатать, но остановился и задумался.

      – Племянник из провинции – вот сюрприз! – ворчал он, – а я надеялся, что меня забыли в том краю! Впрочем, что с ними церемониться! отделаюсь…

      Он опять позвонил.

      – Скажи этому господину, как придет, что я, вставши, тотчас уехал на завод и ворочусь через три месяца.

      – Слушаю-с, – отвечал слуга, – а с гостинцами что прикажете делать?

      – С какими гостинцами?

      – Привез их человек: барыня, говорит, деревенских гостинцев прислала.

      – Гостинцев?

      – Да-с: кадочка меду, мешок сушеной малины…

      Петр Иваныч пожал плечами.

      – Еще два куска полотна, да варенье…

      – Воображаю, хорошо должно быть полотно…

      – Полотно хорошее и варенье сахарное.

      – Ну, поди, я посмотрю сейчас.

      Он взял одно письмо, распечатал и окинул взглядом страницу. Точно крупная славянская грамота: букву в заменяли две перечеркнутые сверху и снизу палочки, а букву к просто две палочки; писано без знаков препинания.

      Адуев стал читать вполголоса:

      «М. г. Петр Иваныч!

      Будучи с покойным вашим родителем коротко знакомы и приятели, да и вас самих в детстве тешил немало и в доме вашем частенько хлеба и соли отведывал, потому и питаю уверительную надежду на ваше усердие и благорасположение, что не забыли старика, Василья Тихоныча, а мы вас здесь и родителей ваших всячески добром поминаем и Бога молим…»

      – Что за дичь? от кого это? – сказал Петр Иваныч, поглядев на подпись. – Василий Заезжалов! Заезжалов, – хоть убей – не помню. Чего он хочет от меня?

      И стал читать дальше.

      «А моя покорнейшая просьба и докука к вам – не откажите, батюшка… вам в Петербурге не то, что нам, здешним, чай все известно и все свое да родное. Навязалось на меня проклятое тяжебное дело, да вот седьмой год и с шеи не могу спихнуть: изволите помнить, лесишко, что в двух верстах от моей деревушки? Палата сделала ошибку в купчей, а противник мой, Медведев, и уперся на нее: пункт, говорит, фальшивый, да и только. Медведев тот самый, что в ваших дачах все без спросу рыбу ловил; покойник батюшка ваш гонял его и срамил, хотел на своеволие и губернатору жаловаться, да по доброте, дай бог ему царствие небесное, спускал, а не надо бы щадить этакого злодея. Помогите, батюшка, Петр Иваныч; дело теперь в Правительствующем сенате; не знаю там, в каком департаменте и у кого, да вам, чай, сейчас покажут. Съездите к секретарям и сенаторам, склоните их в мою пользу, скажите, что от ошибки, истинно от ошибки в купчей страдаю: для вас все сделают. Там же уж кстати выхлопочите мне патенты на три чина да пришлите ко мне. Еще, батюшка, Петр Иваныч, есть дельцо до вас крайней потребности: взойдите в сердечное участие к безвинно-угнетенному страдальцу и помогите советом и делом. Есть у нас в губернском правлении