.

сюда!

      – Суньте и это как-нибудь в чемодан, давеча забыли, – говорила другая, привставая на подножку и подавая щеточку и гребенку.

      – Куда теперь совать? – сердито закричал на нее дородный лакей, – пошла ты прочь! видишь, чемодан под самым низом!

      – Барыня велела; мне что за дело, хоть брось! вишь, черти какие!

      – Ну, давай, что ли, сюда скорее; это можно вот тут сбоку в карман положить.

      Коренная беспрестанно поднимала и трясла голову. Колокольчик издавал всякий раз при этом резкий звук, напоминавший о разлуке, а пристяжные стояли задумчиво, опустив головы, как будто понимая всю прелесть предстоящего им путешествия, и изредка обмахивались хвостами или протягивали нижнюю губу к коренной лошади. Наконец настала роковая минута. Помолились еще.

      – Сядьте, сядьте все! – повелевал Антон Иваныч, – извольте сесть, Александр Федорыч! и ты, Евсей, сядь. Сядь же, сядь! – И сам боком, на секунду, едва присел на стул. – Ну, теперь с богом!

      Вот тут-то Анна Павловна заревела и повисла на шею Александру.

      – Прощай, прощай, мой друг! – слышалось среди рыданий, – увижу ли я тебя?..

      Дальше ничего нельзя было разобрать. В эту минуту послышался звук другого колокольчика: на двор влетела телега, запряженная тройкой. С телеги соскочил, весь в пыли, какой-то молодой человек, вбежал в комнату и бросился на шею Александру.

      – Поспелов!.. – Адуев!.. – воскликнули они враз, тиская друг друга в объятиях.

      – Откуда ты, как?

      – Из дому, нарочно скакал целые сутки, чтоб проститься с тобой.

      – Друг! друг! истинный друг! – говорил Адуев со слезами на глазах. – За сто шестьдесят верст прискакать, чтоб сказать прости! О, есть дружба в мире! Навек, не правда ли? – говорил пылко Александр, стискивая руку друга и наскакивая на него.

      – До гробовой доски! – отвечал тот, тиская руку еще сильнее и наскакивая на Александра.

      – Пиши ко мне!

      – Да, да, и ты пиши!

      Анна Павловна не знала, как и обласкать Поспелова. Отъезд замедлился на полчаса. Наконец собрались.

      Все пошли до рощи пешком. Софья и Александр в то время, когда переходили темные сени, бросились друг к другу.

      – Саша! Милый Саша!.. – Сонечка!.. – шептали они, и слова замерли в поцелуе.

      – Вы забудете меня там? – сказала она слезливо.

      – О, как вы меня мало знаете! я ворочусь, поверьте, и никогда другая…

      – Вот возьмите скорей: это мои волосы и колечко.

      Он проворно спрятал и то и другое в карман.

      Впереди пошли Анна Павловна с сыном и с Поспеловым, потом Марья Карповна с дочерью, наконец священник с Антоном Иванычем. В некотором отдалении ехала повозка. Ямщик едва сдерживал лошадей. Дворня окружила в воротах Евсея.

      – Прощай, Евсей Иваныч, прощай, голубчик, не забывай нас! – слышалось со всех сторон.

      – Прощайте, братцы, прощайте, не поминайте лихом!

      – Прощай, Евсеюшка, прощай, мой ненаглядный! – говорила мать, обнимая его, – вот тебе образок; это мое благословение. Помни веру, Евсей, не уйди там у меня