Раны, нанесенные в детстве… Педагогический роман. Сергей Баталов

сыночку и простит делать это и других учителей), родного отца у него нет. А тот, который сейчас живет с ними – никакой он ему не отец. Олегу – отец, а ему – нет.

      – Лучше никакого отца, чем такой отец! – громогласно заявила младшая из сестер Голдобиных, одноклассница Семена.

      Подросток не стерпел, резко ответил сестрам; напомнил, что хоть и родной у них отец, но – больной, припадочный.

      Это была правда. Дядя Ваня – отец злоязыких сестренок, действительно, страдал эпилепсией. Соответственно, эпилептические приступы – припадки – у него время от времени тоже случались.

      Яново – деревня маленькая. О ссоре между одноклассниками очень скоро узнала дружная семья Голдобиных, включая дядю Ваню.

      Разбираться с Семеном за его колкие определения они не стали.

      Они отомстили ему по-другому.

      Как именно – Семён узнал и почувствовал очень скоро. На собственной шкуре – причем в прямом смысле этого слова.

      …Отчим залетел домой со злыми, горящими глазами. Он перегородил вход, стянул с себя кожаный ремень и от всей души исполосовал пасынка по голой спине ремнём и стальной пряжкой от ремня.

      – Я тебе покажу – чем такой отец – лучше никакого отца! – бешенным зубром ревел он. – Я тебя научу старших уважать!

      «Учил» он Семёна, пока не устал.

      …Спина саднила так, словно на неё высыпали ведро горящих углей. Подросток накинул на спину мягкую льняную рубашку… Стало только больнее. Сёмка решил снять сорочку, потянул за ворот вверх… Спина отозвалась острой болью. Мальчик закусил губу, напрягся, отодрал льняную материю от спины.

      Рубашка была в обширных красных пятнах. Изнутри к сорочке прилипли кровь и кусочки кожи…

      Отчим избил пасынка, как говорили в таких случая в деревне – «до мяса».

      Через полчаса после экзекуции пришла мать, устроила отчиму скандал…

      Семен не стал дожидаться развязки конфликта, выбрал момент, выскочил за дверь.

      «Пойду к бабушке Наталье»! – решил он. – «Поживу пока у нее, на сеновале»!

      Подросток бесшумно растворился в темноте.

      На следующее утро из Хмелевки на лошади приехал участковый. Холодной металлической линейкой он померял отметины на худой спине Семена, что-то записал в листочке в мелкую клеточку, расправленном на квадратном планшете – сумке, традиционном атрибуте каждого участкового тех лет.

      – Лёню обманули! – пояснила Семену мать, у которой как у всякой опытной сельской учительницы, были свои «агенты» и «информаторы» по всей деревне. – Голдобины сказали Лёне, что это ты говорил, что лучше никакого отца, чем такой. Лёня извиняется…

      – Зачем мне его извинения? – зябко дернул плечом подросток. – От его извинений у меня шкура целее не станет! – расстроенный «предательством» матери Семен убежал со двора, не оглядываясь.

      Отчим-пимокат – тонкий знаток женской души – из незабавного казуса делал для себя правильные выводы: бить пасынка можно. Но только –