Завтра были девяностые. Сергей Семипядный

он был в отчаянии и не верил в лучшее будущее!

      – Когда это было?

      – Года полтора назад. Мы познакомились с ним в суде. Он пришёл туда, чтобы поболеть за нашего товарища. Мы листовки развешивали – он прочитал и пришёл. Мы потом все помогали ему выбить эту комнатку в гостинке. В доме гостиничного типа. Представьте: комнатка – девять метров. «Мусорка»! Через неё труба мусоропроводная проходит. Бугорков был у него, видел. И – тяжба полугодовая, кипы бумаг.

      – А как Зудитов попал в «мусорку»?

      – Ну не сам же он туда бы полез! Он что, ненормальный? Начальник цеха попросил начальника ЖЕКа поселить Зудитова куда-нибудь временно. На «мусорки» ведь до восемьдесят третьего ордера выдавали. Потом исполком запретил, однако людей туда без ордеров продолжали вселять. И до сих пор eщё вселяют. Ну, обычно, – сантехников, дворников, пока они служебное жильё ждут. И – если им прописка не нужна. А начальник ЖЭКа сменилась, женщина там работала, и началось. Предупреждения, потом повестки в суд. До суда, правда, не дошло, то есть – до выселения через суд. Однако скольких нервов ему это стоило! Кому он там мешал?! И в личной жизни ему не везло. С женой разошёлся много лет назад, с дочерью расстался. И новой семьи не создал. Он очень страдал из-за своей неустроенности, поверьте!

      Марсик вновь расчувствовался. Виктор Зудитов уже мёртв, однако Марсик для чего-то переживает по поводу прижизненных неудобств покойного. Марсик, несомненно, из тех людей, для которых состояние эмоциональной нейтральности непереносимо. Переживал Марсик молча, понуро опустив горестно покачивающуюся голову и невидяще уставясь на вельветовые туфли свои.

      И когда он поднял голову, то даже растерялся под холодным, ждущим взглядом Aрсова.

      – Скажите, Валентин, пожалуйста, что вам говорили о смерти Зудитова Бякин и Бугорков? И не откажите в любезности предоставить мне их координаты. А также – данные и координаты всех известных вам знакомых, друзей, родных Зудитова. Договорились? Я вам дам авторучку и листочек.

      – Я всё, конечно, напишу. Точнее, я ещё дома всё это записал. И сейчас ещё дополню, – торопливо проговорил Марсик. – Ну а что там говорили Бугорков и Бякин – это уж лучше они сами вам расскажут. Дней за десять до смерти у Зудитова синяк появился. Кто его избил – не известно. Да я и не особенно в курсе. И я и не верю, честно говоря, в убийство. Как будто убийство – это что-то вроде… Ведь чтобы убить человека, нужно… омертвиться, что ли, ненавистью. А они рассуждают об этом… – Марсик развёл руками и с помощью мимики лица выразил крайнее своё недоумение.

      Марсик вновь заговорил о Зудитове, подробно, цепляясь за мелочи, отвлекаясь. «Поверьте, перечень способов самовыражения очень ограничен… Самоощущение человека в обществе… Пролить свет – вот и брошена тень… Реализация собственных возможностей…»

      Сколько сил вложено двуногими в доведение до абсурда их способностей к символизации внешнего мира! Для того, очевидно, чтобы веками кататься на гвоздях словесных комбинаций,