Вообрази меня. Тахира Мафи

Они мне нравятся, очень-очень.

      – Я так и знала. – Ее глаза вспыхивают. – Эммелина не питала к ним интереса, а ты… ты, милая, всегда привязывалась к вещам. Вы с сестрой совсем разные.

      По какой-то причине ее слова меня обижают. Они вроде и не обидные, но звучат именно так.

      Хмурюсь.

      Я все еще не понимаю, что происходит, а она продолжает…

      – Примерно в твоем возрасте я завела себе одну такую, как питомца. В те времена птицы водились повсеместно, от них и избавиться было сложно. – Мама смеется, а я смотрю, как она глядит на летящую птицу. – Возле нашего дома на дереве жила одна, и каждый раз, когда я проходила мимо, она звала меня по имени. Только представь себе! – Мама наконец поворачивается ко мне лицом. – А теперь они почти исчезли. Я не могла этого допустить. Понимаешь?

      – Конечно, – вслух произношу я.

      Снова ложь. Едва ли я понимаю свою мать.

      Она кивает.

      – Эти создания особенные, не такие, как все. Они умные. Умеют говорить, танцевать. И у каждой на голове корона.

      Она снова отворачивается, пристально разглядывая птиц так, как рассматривает все то, что связано с работой: радостно.

      – Большие желтохохлые какаду создают пару раз и на всю жизнь. Как мы с твоим отцом.

      Большие желтохохлые какаду.

      Я резко вздрагиваю от неожиданного, теплого прикосновения. Чувствую, как пальцы еле ощутимо пробегают вдоль моего позвоночника.

      – Любимая, – слышу я, – все в порядке?

      Я молчу, поэтому он придвигается, шуршат простыни, он обнимает меня, и наши тела сливаются в одно целое. Он теплый и сильный; я обретаю полный покой, чувствуя себя в безопасности. Его губы касаются моей кожи, скользят по шее, так умело, что до кончиков пальцев на ногах пробегает электрический разряд; меня бросает то в жар, то в холод.

      – Опять повторяется? – шепчет он.

      Моя мать родилась в Австралии.

      Я знаю, потому что она сама как-то об этом рассказала, а еще потому, что сейчас, несмотря на отчаянные попытки противостоять пробуждающимся воспоминаниям, забыть я не в состоянии. Как-то мама рассказала мне, что эта птичка (большой желтохохлый какаду) родом из Австралии. В девятнадцатом веке их завезли в Новую Зеландию, но Иви, моя мама, ее там не нашла. Она влюбилась в этих птиц еще дома, ребенком, когда одна из них, по ее заверениям, спасла ей жизнь.

      Именно эти птицы захватили мои мечты.

      Эти птицы, которых держала и кормила сумасшедшая женщина. Меня смущает осознание того, что я цепляюсь за чушь, за поблекшие, искаженные отпечатки старых воспоминаний, неудачно стертых. Я надеялась на большее. Мечтала о большем. В горле комом встало разочарование, холодным комом, который не проглотить.

      А затем

      снова

      я чувствую это

      Цепенею от тошноты, которая предваряет видение – резкий удар под дых, значит, будет еще, и еще, так бывает.

      Аарон притягивает меня ближе, крепче прижимает к груди.

      – Дыши, – шепчет он. – Я здесь, рядом, любовь моя. И буду рядом.

      Я цепляюсь за него, зажмурившись,