Римлянин Деций, преемник Араба. Книга первая. В деревне. Айдас Сабаляускас

одновременно в двух пиршеских залах, а могло и в одном – в тесноте, да не в обиде. Ход событий зачастую был непредсказуем, хотя и… легко предсказывался знатоками гулянок.

      Сначала гости (иные – приплясывая) бродили от стола к столу, приглядываясь, приноравливаясь, принюхиваясь, взбадривались, будто оказались тут впервые или впервые увидели друг друга. Потом они, уже не стесняясь, возлегали на бронзовые покрытые мягкими тканями полукруглые ложа, на каждом из которых могло разместиться сразу по девять персон, и, опираясь на левые руки, правыми поочередно брали то еду, то кубки с разными винами. Объедались и напивались. Отрывались.

      Казалось бы, после всего этого сытые, упитые и довольные господа-товарищи могли разбрестись по своим домам или, на худой конец, прямо в хозяйских триклиниях скромно повырубаться до утра.

      Ан нет! На такой благостной волне и высокой ноте дело не заканчивалось.

      Гости, забывая, что они гости и в гостях, начинали чувствовать себя как дома и вытворять то, что в родных пенатах никогда бы себе не позволили. Римской душе начинало хотеться полёта, простора и резвости (на дармовщину или, как говаривали завзятые «аристократы», на халяву).

      …Картинка становилась совсем пёстрой и аккордной, как мелодия. После полуночи в такие дни в доме начинались грандиозные и грациозные пьянки-гулянки. Лились песни, лились вина и стучали, стучали, стучали кубки в такт – становилось ясно, что Рим ще не вмер.

      После таких событий в особняке приходилось делать не просто косметические ремонты, а чуть ли не капитальные, обновлять интерьеры, чинить или менять мебель, закупать новую утварь и посуду, если гостям взбредало в голову включить в пиршеский оборот не только металлическую. Была же в античности и… бьющаяся! Хрустальная. Была, даже если её и не было.

      Всем известно, что в старину любили хорошенько поесть, ещё лучше любили попить, а ещё лучше любили повеселиться. В такие дни хозяин дома никому ни в чём не отказывал и не мешал: пусть гуляет необъятная и нечуя́нная римская душа, пусть выползает из потёмок (или в неё вползает). Деций-старший становился сторонним наблюдателем, изучающим, словно британский учёный6, человеческую натуру в целом, а конкретные психотипы и характеры – в частности.

      Веселится и ликует весь народ!

      В благодарность за это односельчане уважали декуриона и почитали его чуть ли не как Бога или, на худой конец, как отца родного. И по окончании любого подобного сабантуя тут же начинали ожидать следующего. Дожидаться приходилось долго, а порой и очень долго, но ожидания хотя бы раз за год-два оправдывались: Деций-старший будто интуитивно (а может, и сознательно) удобрял, унавоживал почву и готовил таким образом блестящее будущее и для себя, и для своего потомства.

      Беднее от сабантуев хозяин дома не становился, поэтому у него не было ни политического, ни экономического смысла экономить ни денарии, ни даже ауреусы.

      Встреча с матушкой

      Человеку нередко кажется, что

6

Британия к этому времени, пусть и не целиком, была уже покорена Цезарем и входила в состав Римской империи.