И взошла звезда полынь. Александр Жданов

стоны, команды, быстрый топот солдатских сапог то и дело заглушались коротким, резким и очень громким шипением стравляемого пара.

      В своём вагоне начальник военно-санитарного поезда барон Николай Врангель говорил приятелю по Петербургу полковнику Микульскому:

      – То, что мне довелось видеть сегодня, невозможно забыть. Вообразите: лазареты на двести человек, а в них помещается до двух с половиной тысяч. Они лежат на земле, на грязной соломе и стонут, кричат, плачут, бредят. Узнав, что есть возможность уехать, они – все, кто хоть как-то мог двигаться – поползли, волоча свои тела. Они ползли, стараясь прийти первыми, отталкивали более слабых, ползли по ним – лишь бы вырваться из ада. Но можно ли осуждать этих несчастных?

      – Ох-ох, грехи наши тяжкие, – выдохнул Микульский. – С братцем-то, с Петром Николаевичем удалось увидеться?

      – Какое! Лишь издали кивнули друг другу.

      Барон вздохнул и продолжал:

      – Я вам так скажу, полковник. Вы, конечно, понимаете, что я нахожусь в этом поезде, ношу эту форму в силу исключительных обстоятельств. Я вынужден был оставить свои статьи, журналы, «Аполлон»…Да…

      Барон встал, едва заметно поморщился от боли и, потирая поясницу с правого бока, прошёлся взад и вперёд.

      В это время где-то ухнул разрыв. За ним другой, следом – третий. Отдалённо послышался пулемётный треск. Резко просвистел паровозный гудок – и вагон дёрнуло.

      – По ваго-о-о-нам, – пронеслось от паровоза к хвосту состава.

      Полковник Микульский поспешно поднялся. Поправляя на ходу, чуть съехавшую фуражку, он стал пробираться к выходу. Потом остановился, оглянулся:

      – Мне пора, барон. Счастливо вам до Петрограда добраться.

      – А вам счастливо оставаться, Иван Ильич, – ответил Врангель. – Хотя какое тут счастье?… Бывайте.

      – Бывайте и вы. Увидимся ли, нет?

      – Встретите брата моего, Петра Николаевича, кланяйтесь.

      – Непременно.

      Микульский соскочил с подножки, когда поезд начал движение. Снова поправив по привычке фуражку, он смотрел во след уходящему составу, пока три красных огонька на торце последнего вагона не скрылись в стремительно опускавшемся тумане. Разрывы и треск пулемётов не стихали.

      Полковник думал о том, как поезд будет медленно следовать к Петрограду, как на остановках будут снимать и поспешно хоронить умерших, а священник осипшим от усталости и дороги голосом, скороговоркой, чтобы успеть, станет служить краткую литию – одну на всех.

      Поезд шёл в туман, и столь же туманным виделось грядущее. И никто не знал, какие кровавые бои и сражения с победами и поражениями принесёт следующий год. Никто не знал, что эстет и литератор барон Николай Врангель никогда не встретится с братом, ибо в июне 1915 года умрёт от воспаления почек. Пётр же Врангель продолжит службу на другом фронте, а полковник Микульский, контуженный взрывом попадёт в плен.

      Много событий нёс грядущий год.

      И это было реальной жизнью, Словно и не существовало другой, не окопной