Про шакалов и волков. Анна Шахова

месяца. О пытках все говорили громко. Надя Мандельштам приехала в Ленинград. У нее были страшные глаза. Она сказала: «Я успокоюсь только тогда, когда узнаю, что он умер».

      И снова повисла тягостная пауза. Гладкая выглядела растерянной, у нее горели лоб и щеки. Первые ряды силились делать отстраненные, все понимающие лица. На последних рядах подвыпивший актер, примелькавшийся в сериалах про бандитов, в которых он органично смотрелся уркаганом, да и в жизни был парнем незатейливым и бесшабашным, негромко сказал соседке в бриллиантах:

      – Отжег по полной. Сам гений, едрёныть…

      Соседка отвернулась и полезла в сумочку за платочком.

      Беня же, как ни в чем не бывало, продолжал:

      – Я, господа, хотел прочесть стихотворение Осипа Эмильевича, но, думаю, это лучше сделает одна из прекраснейших актрис нашего театра и кино, великолепная чтица и знаток поэзии, народная артистка России Оксана Пучкова.

      Раздались аплодисменты, которые немного разрядили обстановку, до предела накаленную речью «поэта и парохода», как звали Дыкова на радио.

      Пучкова, поднимаясь на сцену, порывисто обняла Беню и, встав перед микрофоном, начала вдохновенно читать одно из самых известных стихотворений поэта «За гремучую доблесть…».

      При словах:

      «…Мне на плечи кидается век-волкодав,

      Но не волк я по крови своей…» —

      раздался оглушительный грохот: один из официантов уронил поднос с бокалами.

      Килька получил тычок в спину от Весела за косорукость и мандраж.

      – Пора! – сказал Первый Третьему, и Килька, переступая через осколки битого стекла, нырнул за ним в подсобное помещение в торце дома. Там уже переодевались в камуфляжные штаны и куртки Аркан и Петруччо. За ними наблюдал Николай Николаевич, успевший надеть армейские ботинки и жилет.

      – Проверь оружие. – Николай Николаевич, сосредоточенный, подтянутый, протягивал Кильке «макарова». Третий волк быстро проверил обойму и передернул затвор.

      – Порядок! – сказал он, засовывая пистолет в наплечную кобуру, сжав губы и глядя вызывающе на новоявленного начальника.

      – Вот это правильно, – удовлетворенно кивнул Николай Николаевич, оценив ловкость обращения «щенка» с оружием, и протянул Кильке «калашникова».

      В подсобку вошли еще три парня, которые раньше сновали по двору в костюмах половых, а теперь были экипированы так же, как и Волки.

      Последней к группе захватчиков присоединилась Асенька. Она осталась в своей юбочке и блузке, только туфли на каблуках сменила на красные кеды.

      – Действуем по моей команде. Четверо – на один край группы заложников, трое – на другой. Держите равный интервал. Впрочем, это вы отрабатывали, так ведь? – она переводила взгляд с Волков на «чужаков» – так их окрестил про себя Килька. Ребята были так же молоды, как и Волки, но казались крепче, спортивнее и держались гораздо развязнее: жевали резинки и сплевывали. Они явно чувствовали