Понять и полюбить. Виктор Вассбар

к двери. Вмиг клубы морозного воздуха, ворвались в прихожую и скрыли в своих клубах бегущую в ужасе и в громком оре девицу.

      Вторая девица безбоязненно подошла к Исидору и, ткнув его кулаком в грудь, спокойно произнесла:

      – Батюшка, а чего вы встали? Вы же померли! Ложитесь обратно в постельку, я вас укрою, а на третий день похороним, как положено… не тревожьтесь… всем народом проводим на погост… и плакальщиц наймём.

      Исидор легко отстранил девушку от себя, перешагнул через лежащего на полу мужика, толи мертвецки пьяного, толи лишившегося сознания от испуга, и двинулся в сторону стола. Подошёл, взял в руки стакан, наполнил его водкой и, не отрываясь, выпил до дна. Потом взял огурец, надкусил его, прожевал, злобно посмотрел на Семёна Лаовка, сидевшего на стуле, и басовито проговорил:

      – Брысь с моего стула, нечестивец!

      Семён стремительно выбросил своё тело со стула, упал на колени и, крестясь, запричитал:

      – Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй раба Твоего Семёна!

      – Я тебя помилую, охальник ты этакий, – услышав причитания Лаовки, злобно проговорил Исидор и потребовал от сидящих за столом мужиков, тех, кто пришёл в чувства, наполнить стакан водкой.

      К вечеру, окончательно поправив здоровье, Исидор навестил свою работницу в доме её, оплатил её труд и упросил возвратиться к нему. Пожалела Ульяна батюшку, на следующий день пришла в его дом, навела в нём порядок, а уходя, потребовала от него оплату за свой труд.

      – Пятачок с тебя батюшка, – сказала. – Только так отныне и ежедневно будешь рассчитываться со мной.

      Исидор попытался, было, противиться её требованию, да только хуже себе сделал.

      – Не хочешь пятачок за мою услугу платить, плати гривенник серебряный, – сказала и топнула ногой.

      – Как же так… целый гривенник серебряный? Где же я их напасуся… гривенников-то?

      – А это не моя забота, – ответила Ульяна. – Пить меньше станешь, не то, что гривенников, полтин прибавится.

      Повздыхал-повздыхал Исидор, делать нечего, принял её условие, заплатив за день работы 10 копеек серебром.

      – Не самому же хозяйство домашнее вести – за скотиной смотреть, корову доить, в доме прибираться, печку топить, суп варить, пироги и хлеб печи… И не обучен я крестьянскому делу, не поповская это забота, – проговорил внутренним голосом.

      Прошёл январь. За слабыми крыльями первого месяца весны, выбивающими из сугробов тонкие серебристые ручейки и взращивающими на крышах домов ледяные иглы, спрятался вьюжный февраль. На проталинах появились первые тонкие ростки травы, предвестницы апрельского цветения природы и скорого прихода Великого весеннего праздника – Воскресения Христова, но пока ещё шёл по русской земле Великий пост, как напоминание каждому православному человеку о необходимости ежедневного покаяния, о ежедневной нужде его в Спасителе.

      Отец Исидор ликовал, – широкие