Купальская ночь. Елена Вернер

ладонь парня резко метнулась к ней и раскрылась. Катя не дернулась, и правильно – в руке было пусто. Просто крепкая широкая ладонь, с грязно-серыми мозолями у каждой фаланги и основания каждого короткого пальца.

      Девушки захихикали. Катя покачала головой:

      – Подколол?

      – В Москве-то, поди, нету никаких цикад, да? Там же вообще никого не водится…

      – Только мы, – усмехнулась Катя в ответ.

      Костя вернулся и поливал угли водой, от них с шипением валил пар. Катя хотела заговорить с ним, поэтому снова обернулась к Маркелу:

      – У тебя такие мозоли… Жуть.

      Маркел хохотнул:

      – А то. Три дня косил.

      Костя понимающе присвистнул.

      – Я бате говорю, куда столько? – вдохновился Маркел. – Корова сдохнет столько жрать. А он мне – «нехай буде больше!» Куда больше, кому больше… У меня уже спина трескается, а он мне – «ще давай, мало робишь!» Я уж думаю, хоть бы дождь ливанул, что ли, пускай все сгниет к чертям – чем так пахать…

      – Ага, у нас тетка то же самое, – подхватил Степа горячо. – Да, Костян?

      – Такое уж поколение. Они после войны голод помнят… – отозвался тот. – Тетя Маня нас до сих пор кусками сахара угощает. У них-то сахар в дефиците был, она его в детстве годами не видела.

      – У меня батя вообще бешеный, – покачал головой Маркел. – Приезжаем как-то на буряки, полоть. Он мне говорит, ну, говорит, вон до того места сделаем сегодня, и все. Я как проклятый, давай лопатить. Думаю, сейчас по-быстрому все сделаю, и гулять. Сделал, а он мне – солнце еще высоко, давай столько же. Да е-мое, солнце ему высоко!

      И Маркел от полноты чувств цыкнул сквозь зубы коротким плевком.

      – Ага. А картоха что, тоже дефицит? – заплетающимся языком зачастил Степа. – Сажает столько… Мы ж всей семьей ее три дня копаем! За зиму не съесть. Говорит, главное, шо в погребе лежит, а съедим – не съедим, дело десятое.

      Ваня и Женя весело переглядывались. Они не делились своими тяготами. Катя сообразила, что у этой семьи таких проблем просто нет.

      – Ох, Степка… Уработался прямо. Ну так едим же, – вдруг нахмурился Костя, перехватив Катин взгляд. – И скотине перепадает.

      – Ага, это ты два года в армии, а я все это время тут вкалывал, на огороде, на покосе, на картошке, на буряках…

      – А в армии, ты думаешь, кровать сгущенкой намазана?

      Все засмеялись, а Степа сник, и его уши малиново вспыхнули. Костя хлопнул его по плечу:

      – Так, малому больше не наливать. Ты пьяный уже, что ли?

      Степа покосился на Катю:

      – Ничё я не пьяный, отстань! – и побрел к мосту. Остальные, посмеиваясь, двинулись за ним.

      – Зато потом, после покоса, сесть в тенечке, картошечки с салом навернуть, с огурчиком, ммм! Руки трясутся, так что хлебом в рот не попадаешь, спина ноет, хорошо… – И Маркел подмигнул Кате. – Горожанке не понять, да?

      – Ай, да ладно тебе! Думаешь, я на огороде только загаром покрываюсь? – подхватила Катя его игривый тон и, сама себе удивляясь, подмигнула ему в ответ.

      Через луг они вернулись на берег. Блатная песня уже