Война с готами. Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона. Никита Василенко

Священного двора, в которой присутствовала изрядная доля правды, что делало ложь менее узнаваемой. – Евсеем, квестором Священного двора, мне поставлен приказ подняться с караваном наших купцов вверх по Гипанису, далее по Борисфену, миновав земли антов, достичь крепости под названием Самбатас. Там завербовать северных бойцов для гвардии императора и, если хватит средств, набрать конных сарматов в комитатский легион, обещанный мне в командование нашим храбрым императором Валентом.

      В этот момент один из готских солдат подошел к своему офицеру и что-то зашептал тому на ухо, указывая на тщательно укрытый просмоленными кожами контрабандный груз в глубине корбиты.

      Офицер таможенной стражи с иронией посмотрел на Константина Германика:

      – Судя по всему, средств вам хватит еще на осадные башни.

      Осмотр так же быстро закончился, как и начался. Готский офицер кивком позвал за собой египтянина Аммония:

      – Нам с тобой предстоит оформить еще две корбиты из твоего каравана, – и обратился к Германику: – О тебе я должен доложить Наместнику, побудь пока на корабле. Вернусь до вечера, не сомневайся.

      И, уже закинув ногу за борт, чтобы спуститься в шлюпку, внезапно подмигнул трибуну, указывая на пса:

      – А что твоему грозному бойцу с берега прихватить? Медвежатины или сразу гуннского пленника?

      Римский офицер понял гота правильно, подхватил шутку:

      – Я его пока не балую. Думаю, благодарен будет и за свининку.

      Глава VIII

      Откровения готского офицера

      Весенний день медленно, очень медленно, совсем не так, как в Константипополе (а уж тем более в Африке!), подходил к концу. Константину Германику надоело разглядывать башни Ольвии и уж тем более порядком наскучившее черно-синее Греческое море. «Какое-то здесь солнце другое. Неторопливое», – последнее, что подумал он, прежде чем погрузиться в сладкую дрему.

      – Вставай, трибун! Идут по центру! – разбудил его оклик фракийца Тираса.

      Офицер вскочил с уютного александрийского ковра, сориентировался в обстановке. Кругом темнота, только десяток робких звездочек в небе да огни на крепостных башнях. Он плеснул в лицо остатками пресной воды из заботливо подставленного греком Аттиком кувшина.

      – Чего ты орешь, мы же не в поле, а перед нами не персы, – попенял Тирасу. – Кто идет?

      – Плывет, я хотел сказать. – Фракиец Тирас указал в сторону порта.

      Теперь уже и Константин Германик различил два огонька, которые быстро перемещались в открытом море. Скоро стало видно, что это – факелы на носу и корме большой лодки, подгоняемой слаженными ударами гребцов по направлению к их кораблю.

      – Быстро! Парадный панцирь и шлем с красным гребнем! – скомандовал трибун Эллию Аттику. – На Цербера ошейник надень! Да не мешкай, театр начинается!

      Первым через борт корбиты перевалился капитан Аммоний.

      – Все нормально, – успел он прошелестеть на ухо трибуну, забыв