Голодная чаща. Михаил Булатов

собирать и конспектировать байки, частушки и другие образчики словесного народного творчества. Обычное дело для двух филологов на практике.

      Нас с Вовкой собирались отчислить за неуспеваемость и практика была последним шансом не вылететь. В деканате дали понять, что если мы немного не потрудимся, то осенью обоим придется примерить кирзачи и научиться ходить строем. Быть может, мы с Вовкой и были разными, но ходить строем нам не хотелось одинаково.

      Вовка вставил в пожелтевшие зубы сигарету. Я потянулся, накинул на длинные волосы капюшон, поправил толстые очки.

      – Знаешь, куда нам идти? – спросил у меня одногруппник. Я вытащил из кармана листок с надписью – «Авдотья Никитична Обухова, улица Сосновая, дом 5».

      – Судя по всему, сюда. Не думаю, что нам придется долго искать дом, – добавил я, и мы прошли здание станции насквозь. В небольшом зале на металлических стульях дремал пожилой мужчина в спортивном костюме. Я почуял идущий от него запах перегара. Когда мы миновали станцию, Вовка нашел в траве жестяную банку и лениво пинал ее перед собой. Вскоре это начало меня раздражать. Едва я собрался с духом, чтобы сказать об этом, как услышал за спиной:

      – Эй, чухонцы городские! Мелочь есть? Мальчишка лет двенадцати, коротко стриженный, со злым загорелым лицом стоял возле наполовину разобранного жигуля.

      – Нахер пошел, деревенский чухонец, – беззаботно отозвался Вовка. Он полной грудью вдыхал деревенский воздух и на мальчишку внимания обращал не больше, чем на комара. Я инстинктивно вжал голову в плечи.

      – Эй, куда пошел, ты! Я с тобой разговариваю! – кричал нам вслед пацаненок. Женщина в платке вышла из калитки, отвесила походя подзатыльник парнишке и принялась развешивать белье. Нельзя сказать, что первое впечатление от этого местечка было приятным.

      Деревня больше походила на запущенный дачный поселок, прижатый стеной дремучего леса. Была рядом река, довольно широкая, судя по всему, один из притоков Иртыша. На другом берегу виднелись какие-то ангары и заводские корпуса, по внешнему виду, давно покинутые. Вовка оставил в покое жестяную банку и отобрал у меня листок с адресом.

      – Не, Михалыч, у тебя внутренний компас не ахти. Мы, кажись, круги нарезаем. Вот и жигуль этот разобранный.

      – Тот зеленый был, а этот белый, – резонно ответил я. Но листок с адресом отдал.

      Мое предположение, что мы легко найдем нужный дом, оказалось ошибочным – вот уже полчаса мы вглядывались в заборы, стараясь увидеть обозначения улиц.

      – Подскажите, как пройти на улицу Сосновую? – спросил я у мужичка, который шел навстречу. Всегда считал коммуникацию своей сильной стороной. Когда мужичок приблизился, я подумал, что с ним что-то не в порядке. Он был в пиджаке. В пиджаке и лаковых туфлях, которые светились на солнце. На пыльной деревенской улице, среди коровьего дерьма. Должно быть, полировал штиблеты перед выходом, – подумал я.

      – Вы не должны