Встречай слезами радости, готовь столик покера. Светлана Донская

Ташкента), уверяла, что «арбакеш» или «курбаши» слова исконно русские, призывала в свидетели «Слово о полку Игореве» с его «лепо» и «бяшить». Но в Америке подруги рассорились, даже не разговаривали, живя рядом.

      Мы встретились в Москве два года назад. Тера приехала на похороны единственного сына. Леня не прижился в Америке, вернулся в Москву и умер от инфаркта совсем молодым. Тера выглядела растерянной даже удивленной, осиротевшей. Она уже не носила каблуков, но тяжелые восточные серьги были на своем месте и некстати позванивали при движении. Ее прекрасные иудейские кудри были стянуты аптечной резинкой с двумя пластмассовыми красными шариками, а сэкондхэндовые камуфляжные штаны говорили об утрате эстетических идеалов. Мир рухнул.

      Были все Юрины сыновья, единокровные Ленины братья. Старший обзавелся проплешиной и брюшком, младшего вели за ручку. Был и весь профсоюз Юриных жен, он пополнился «последней», ставшей теперь «предпоследней», женой, Наташей. Была и последняя, новенькая с иголочки жена, Лариса. С округлившимся животиком она, смущаясь, сказала, что они с Юрой очень ждут мальчика. УЗИ показало драгоценную загогулинку.

      Огромные осенние тучи, надменные как дирижабли были почти неподвижны. Но маленькое, растрепанное и веснушчатое облачко, гонимое каким-то отдельным, персональным ветром, шустро неслось под тучами. Но дождя в тот день не было.

      Амаркорд

      Судак был огромный. Он лежал в волжской воде и был отлично виден на мелководье. Саша, мой муж, подбрасывал ему блесну, подергивал леской: возьми, видишь, как блестит. А судак смотрел на нас умным глазом и, наверное, думал: стреляного воробья на мякине не проведешь, знаю я вас, двуногих! И все-таки он блесну ухватил, наверное, она ему надоела. И был пойман, посажен на кукан (палочка с привязанной веревкой продевается через жабры, и рыбу как собаку на поводке ведут по воде). Судак, не веря еще, что пленен и приговорен, пытался сбежать, но тщетно. И было неловко такого большого и умного зверя тащить и потом съесть, хотелось извиниться…

      Каждый август, много-много лет подряд мы с Сашей ездили на нижнюю Волгу, где палатка, байдарка, рыбалка и – счастье. Но сначала нужно было доехать на поезде до крошечной станции в степи – Чапчачи. Поезд останавливался на одну минуту, и сразу, лязгнув, отправлялся дальше, в Астрахань. Было так рано, что небо и степь менялись красками – степь была нежно-сиреневой, а небо золотым. И на нем можно было разглядеть звезды. Репродуктор на станции хрипел: Старший билетный кассир Подосиновиков! Пройдите к начальнику станции! И возле клумбы с петуниями (превосходившей размерами станционный домик) появлялся старший билетный кассир с прохладной лесной фамилией. В тренировочных штанах, тапках и кителе (интересно, что они, старший и младший кассир, делают на станции зимой, когда поезда на станции Чапчачи не останавливаются?) Потом мы шли к пыльной дороге ловить грузовик, едущий к Ахтубе, притоку Волги. Там, у дебаркадера грузили на баржу зеленые