Фладд. Хилари Мантел

А виной тому маленькая ошибка, сами понимаете какая. Почему пятого февраля мы благословляем хлеба на блюде? Потому что груди напоминают как колокола, так и булки. Никакого вреда от такой ошибки нет. Так более пристойно, менее жестоко.

      Они дошли почти до задней стены церкви. Напротив, в северном проходе, стояло еще несколько статуй: Варфоломей сжимал кинжал, которым с него содрали кожу, Цецилия держала в руках органчик. Пресвятая Дева с глуповатым выражением лица, которое придавала ему слащавая улыбка и отколотый кончик носа, молитвенно сжимала руки под синим плащом. Святая Тереза, Маленький Цветочек, смущенно улыбалась из-под розового веночка. Епископ пересек церковь, заглянул в лицо кармелитке и постучал по ее ноге.

      – Для нее я сделаю исключение, отец Ангуин. Наши мальчики в окопах Фландрии взывали к Маленькой Терезе, даже те, кто не называл себя католиками. Есть святые, отвечающие духу времени. Перед нами пример истинной женской святости. Возможно, Терезу мы оставим. Я еще подумаю.

      – Оставим? – спросил отец Ангуин. – А что, остальные куда-то уходят?

      – На улицу, – отрезал епископ. – А куда? Да куда хотите. Так или иначе, отец Ангуин, я намерен повести вас, вашу церковь и паству в пятидесятые, коим мы все принадлежим. Я не допущу идолопоклонства.

      – Но это не идолы, а статуи! Всего лишь образы.

      – Если мы выйдем на улицу и обратимся к кому-нибудь из ваших прихожан, как думаете, он найдет различие между почитанием святых и благоговением, которое надлежит испытывать к Господу?

      – Пустозвон, – произнес отец Ангуин. – Вероотступник. Саладин. – Священник повысил голос: – Вы не понимаете, о чем говорите. Местные вообще не сильны в молитве. Они простые люди, и я сам простой человек.

      – Не сомневаюсь.

      – А у святых есть свои атрибуты, свои профессии. Людям нужно на что-то опереться.

      – Придется опереться на что-нибудь другое, – резко ответил епископ. – Нечего этим статуям здесь делать. Нужно их убрать.

      Проходя мимо архангела Михаила, отец Ангуин взглянул на весы, на которых тот взвешивал души, затем опустил глаза на его ступни: голые и грубые. Иногда они казались ему похожими на горилльи лапы. Священник прошел под галереей, в густую, бархатную тьму, где святой Фома, ангелический доктор, твердо стоял на постаменте в самом центре, устремив каменный взор на престол, а звезда, которую он сжимал в грубых руках, испускала в кромешную тьму невидимые лучи.

      Глава вторая

      Вернувшись в дом священника, епископ перешел в наступление. Он потребовал чаю с печеньем.

      – Я не желаю больше спорить. Ваши прихожане своим суеверием посрамят сицилийских крестьян.

      – Я боюсь одного, – отвечал отец Ангуин, – что за статуями последует латынь, облачения, праздники и посты…

      – Разве я что-нибудь про это говорил?

      – Я вижу наперед. Они больше не придут. Ради чего? Что им делать в церкви? Они прекрасно обойдутся без нее.

      – Мы тут не в бирюльки играем, отец Ангуин, – сказал епископ. – Наша обязанность – свидетельствовать