Внучка алхимика. Лариса Олеговна Шкатула

Прежде она никогда не сталкивалась с баронессой. То есть, видеть, конечно, видела, но даже не разговаривала. Да и о чём? Разве были у них общие интересы?

      – Догадываешься, – не согласилась та. – Раз к дедушкиным секретам ключ подобрала, значит, догадываешься.

      – А откуда вы знаете, что у моего дедушки были какие-то секреты? спросила Софья, но получилось это у неё так ненатурально, что она сама смутилась.

      Но не оттого, что якобы пыталась ввести Татьяну Михайловну в заблуждение, а оттого, что не знала, как ей свою непричастность объяснить. Она была наслышана, что дед увлекался алхимией, и, возможно, сделал какие-то открытия, изготавливая свои притирания… Что он ещё мог открыть такого, что было особым секретом? Может, покусился на тайны бытия, и церковь внесла его в свои черные списки? Всяко, не философский камень! Уж такую-то тайну ему сохранить бы не удалось.

      – Неужто я ошиблась? – баронесса в задумчивости смотрела на неё.

      – В чем? – с неизвестно откуда взявшимся трепетом спросила Соня; у неё даже мурашки по коже пошли от предчувствия, что в дом Астаховых вместе с баронессой Толстой вошла ТАЙНА.

      – Скажи, деточка, ты знаешь, что на дворе весна?

      Соня покраснела.

      – Знаю. Сегодня восемнадцатое апреля.

      – И ты нынче гуляла?

      – Нет. На улице холодно и сыро.

      – Холодно. А в холод выходить, значит, не стоит?

      Соня недоумевала, что такое баронесса говорит? При чем здесь погода? И что странного в том, если человек не выходит из дома в плохую погоду? В конце концов, не за этим же гостья приехала!

      – Отчего-то я решила, что ты пошла в своего деда. Он ведь не только со всевозможным тщанием изучал тайны алхимии – кстати, сказать, не без успеха, но он умел и радоваться жизни. Был, не побоюсь сказать, отчаянным, лихим человеком. Не книжный червь, а этакий ученый разбойник благородных кровей. Я думала, он сумел передать свою жизненную энергию ежели не внуку, то хотя бы внучке… Нет, ты не Астахова. Ты, Сонечка, Крылова, в маменьку.

      Соня обиделась. Она вовсе не хотела походить на материнскую родню. По преимуществу, людей рассудительных и флегматичных, как сказала бы сама Толстая, без изюминки. Ведь Соню интересовало генеалогическое древо рода Астаховых, а вовсе не Крыловых!

      Баронесса спохватилась.

      – Не подумай, дитя мое, что я тебя обидеть хочу. Ни в коем случае. Род Крыловых основательный. Все здоровые, работящие – вон как твоя маменька изворачивается, чтобы нищеты избежать… Тьфу, опять не то говорю!.. Ежели вспомнить твоего же деда Еремея Астахова, так, может, оно и к лучшему, что ты не в него. В роду Астаховых, говорят, слишком много было авантюристов и безбожников… Старыми девами оставались девицы вельми ученые, коим было не до мирских утех… Впрочем, теперь уж о том позабыли.

      Она покряхтывая поднялась из кресла.

      – Погодите! – выкрикнула Софья, не умея от волнения подобрать нужных слов. – Вы говорите так, будто знали моего дедушку. Или мне показалось? Ведь этого не может быть, он умер шестьдесят