Шалости нечистой силы. Татьяна Гармаш-Роффе

белые халаты, сгрудившиеся над Толей, что означают слова «кардиограф» и «дефибриллятор», что может означать словосочетание «клиническая смерть»…

      Только спустя некоторое, неизвестно какое, время ее сознание зафиксировало движение: белые халаты разогнулись.

      А Толя остался лежать.

      И не шевелился.

      И глаз не открывал.

      – Толя, – позвала Вера, – Толенька, ты спишь?

      Люди в белом странно посмотрели на нее. Очень странно. Вера медленно выбралась из своего угла, нетвердыми шагами приблизилась к кровати, на которой неподвижно лежал Анатолий, и взяла его холодную руку.

      – Ты слышишь меня, Толя? – настаивала Вера, потряхивая эту тяжелую, безответную руку, словно капризный ребенок, старающийся обратить на себя внимание матери, занятой взрослым разговором. – Слушай: у нас будет малыш. Я думаю, девочка… Ты хочешь девочку? А может, и мальчик… Еще рано, чтобы сказать точно…

      Она устроилась на кровати рядом с неподвижным Толиным телом и положила его руку к себе на живот, поглаживая.

      Один из врачей взял ее за плечо.

      – Вы жена?

      Вера кивнула. Конечно, жена, кто же еще?

      – Дело в том, – начал врач и запнулся, – дело в том, что…

      – Тс-с, – приложила Вера палец к губам, – вы его разбудите.

      Врач немного растерялся и отступил на шаг, раздумывая.

      Вера вдруг поднялась, аккуратно пристроив руку Анатолия на кровати, и, ни на кого не глядя, прошла к окну и распахнула его. В комнату ворвался морозный зимний воздух.

      – Свежий воздух… – задумчиво произнесла Вера. – Ему нужен свежий воздух. Нам всем нужен свежий воздух…

      С этими словами она забралась на подоконник и, выпрямившись, сделала шаг в морозную тьму, разделявшую окно на седьмом этаже и снег под ним…

      Она еще успела подумать: юбка за что-то зацепилась. Порвется, дыра будет, нехорошо с дыркой на юбке…

      Тот, который успел ухватить ее за юбку, вряд ли сумел бы удержать Веру за край ненадежной ткани, если бы двое других мгновенно не среагировали и не бросились бы на помощь. В три пары рук они втащили Веру в комнату и уложили на полу. На белом ковре.

      – Е-мое, – сказал врач, мужчина лет сорока семи, закрывая дрожащими руками окно, и голос его сорвался.

      Он склонился над Верой:

      – Обморок.

      – Может, нашатырь? – предложил другой.

      – Не. Сейчас придет в себя.

      Полез за сигаретами, вышел в кухню, открыл форточку, чиркнул спичкой, закурил. Затянулся слишком сильно и закашлялся, выпуская сизый дым.

      – Все было, – глухо донеслось с кухни, – с того света сколько раз вытаскивал, а вот из окна еще не доводилось…

      – Да, блин, история… – ответил ему другой, молодой, и достал из кармана фляжку со спиртом. – Вовремя ты ее отловил, Вить, а то бы так и сиганула в окно, идиотка… – Он отхлебнул спирта и вытер рот рукавом.

      – Знаете что, мужики, – сказал пожилой фельдшер, бессильно опускаясь на подлокотник кресла, – я вот что вам