Шалости нечистой силы. Татьяна Гармаш-Роффе

Просто не могла поверить.

      – Я ухожу от Ирины. И я ей об этом сказал, – едва заметно усмехаясь, послушно повторил Анатолий. Он все прекрасно знал: и что расслышала, и что не верит своим ушам.

      – То есть… Это правда?

      – Конечно, Веронька. Такими вещами не шутят.

      – И… И что Ирина?

      – Какая тебе разница, малыш? Я с ней все улажу.

      – Но… Как она приняла известие?

      – У нее любовник. Уже несколько месяцев. Так что ей есть чем заняться после развода.

      – Бог мой… – Вера начала потихоньку приходить в себя. – Любовник? У Ирины? Ты это точно знаешь?

      – Молодой человек, на двадцать пять лет моложе Ирины, по имени Роман.

      – И значит…

      – Значит, это очень упрощает мою задачу.

      – То есть Ирина согласна?

      – При некоторых условиях.

      – Какого рода?

      – Например, покупка квартиры для нее. И ряд других, чисто материальных условий.

      – И тогда она даст тебе развод?

      – Ну да.

      – Вот так просто, без боя? – В голосе Веры сквозило недоверие.

      – Я же тебе сказал: у нее любовник. Развод ей развязывает руки.

      – Я не о том… Ты извини, так, может, нехорошо говорить, но я думала, что она будет торговаться до последнего…

      – Она и пыталась. Но ты же знаешь законы: если даже она и не даст согласия, нас все равно разведут. Ей куда выгоднее договориться со мной полюбовно. Мы с ней и сторговались: как только я куплю ей квартиру, она сразу даст согласие и подпишет. Это не займет и месяца.

      – Анатолий…

      – Что, радость моя?

      – Я даже не знаю, что сказать… Я оглушена. Я… Я не могу поверить…

      – Конечно, ты же у нас пессимистка. Потому и не веришь.

      «Пессимистка». Так частенько называл ее Анатолий. Вера пессимисткой себя не считала, но что правда, то правда – в ее мироощущении было немало горечи.

      Возможно, виной тому ее особое восприятие жизни? Сколько она себя помнила, у нее словно был дар – видеть жизнь как бы сразу в нескольких измерениях. Не только то, что происходит, но и то, что могло бы произойти. Люди обычно воспринимают поступки других как некую данность, к которой они затем, уже приняв эту данность, относятся так или иначе, одобряют или осуждают, восхищаются или отвергают…

      Вера же воспринимала каждый малейший поступок не как данность, а как процесс выбора. Даже слово, предпочтенное из ряда возможных синонимов, уже было выбором: можно было сказать: «трахаться», а можно – «заниматься любовью», можно было сказать: «некрасивый», а можно – «урод», и так далее, и за этим выбором всегда стояли определенные причины, связанные с личностью человека. Что уж говорить о поступках разного масштаба: смотрит человек в глаза или отводит взгляд; тихо говорит или кричит; лжет или говорит правду; оправдывается или отмалчивается; проводит вечер у телевизора или в дискотеке – бесконечное множество разных «или». У всех этих «или» были свои причины, за каждым выбором стояли отвергнутые,