Когда говорит кровь. Михаил Александрович Беляев

то своего не знаю, ну а мать… такую лучше и не знать вовсе. Мне все самому выгрызать у судьбы надо. Самому добывать. Вот я и кручусь, как могу и умею, а то, что других задеваю… так ведь нельзя иначе. Мир так устроен. Боги его таким сделали. Его и нас. Понимаешь Ярна?

      – Понимаю,– ели слышно произнесла она.

      – А если понимаешь, то и осуждать не станешь.

      – Мицан, милый мой, я никогда тебя не осуждала.

      «Милый»? Это слово стало неожиданностью для него. Мицан повернулся, сам не понимая, что делает, он положил на бедро девушки руку. Она вздрогнула, но не отстранилась и не противилась ему, напротив, подвинувшись вперед. Почувствовав неожиданную власть над ее телом, он проскользнул рукой под край туники, сорвав стон с ее губ.

      Мокрая. Все эти шутки были совсем не пустыми. Похоже, она и вправду влюбилась в него и желала всё это время.

      Хотя у Мицана ещё никогда не было женщины, его не влекло к Ярне. Она казалась ему слишком тихой, слишком серой, чтобы ее хотеть. Ему нравились уже созревшие девушки, с налившейся грудью, округлыми бедрами и красивым лицом. Такие, которыми можно похвастаться как трофеем и вспоминать потом с гордостью.

      Ну а Ярна… разве ей можно было впечатлить хоть кого-то? Нет. Она скорее могла стать стыдной страницей в книге его памяти, которую ему потом захочется перевернуть и забыть в надежде что никто и никогда ее не раскроет.

      Он отстранился, невнятно пробурчав какие-то извинения, но Ярна с неожиданной силой схватила его за руку. Глубоко дыша, она посмотрела ему в глаза и в этом взгляде были даже не желание или страсть, а… мольба. Она умоляла его остаться, умоляла быть с ней. И неожиданно для себя он понял, что все же не хочет уходить.

      Мицан сел рядом и обнял ее за плечи. Он вновь попытался найти внутри себя хотя бы похоть, но попрежнему чувствовал лишь пустоту. Его не влекло к Ярне. Единственное чего ему сейчас действительно хотелось, так это выпить. Нагнувшись, он поднял с пола кувшин с вином и сделал пару глотков. Чуть замявшись, он предложил его Ярне. Девушка взяла кувшин и припала к нему, словно измученный жаждой путник к долгожданной чаше воды. Она пила жадно, не отрываясь, пока полностью не опустошила кувшин, в котором было не меньше половины. Потом поставила его на пол и вновь посмотрела на Мицана очень странным взглядом, в котором решительность и отчаянье смешивались с нежностью. Ярна потянулась к нему. Мицан не отстранился и губы их встретились, сначала в робком, а потом во всё более страстном и пламенном поцелуе.

      – Ярна…

      – Молчи, прошу тебя, только молчи….

      Она стянула тунику через голову, обнажив маленькую, едва наметившуюся грудь с небольшими розовыми сосками, обтянутые кожей ребра, поросший тонкими черными волосами лобок и узкие бедра на которых виднелись старые синяки.

      Он был у нее первым. Это было видно по тому, как дрожало ее тело, как сбилось дыхание, как прятала она глаза, избегая его взгляда.

      Мицан подумал, что она, вероятно, так и будет сидеть неподвижно, ожидая действий от него, не менее