Осенний лист, или Зачем бомжу деньги. Владимир Царицын

на кота.

      Котяра сидел у порога (как всегда его появление оказалось неожиданным!) и нагло смотрел на Сидоровского гостя, облизываясь.

      – Это у тебя кто, Кот Бегемот? – спросил Мотовило, проявляя необычную для мента начитанность.

      – Кот-живоглот. Видишь, капитан, он на тебя облизывается. Сожрать хочет.

      – А ты его что, не кормишь?

      – Он сам себе пропитание ищет.

      Мент снова внимательно посмотрел на кота, с сомнением покачал головой:

      – Подавится. Менты не каждому коту-живоглоту по зубам. Как ты его зовёшь, кстати?

      – Никак. Он кот самостоятельный. Приходит, когда захочет.

      – Твой?

      – Сторожа местного. Ко мне заходит, чтобы пожрать. Иногда пытается что-то рассказать, но я его языка не понимаю.

      – Это ничего, – успокаивающе сказал Мотовило. – До весны здесь отшельником проживёшь, понимать станешь. И не только кошачий язык. С призраками начнёшь разговаривать. С тенью своей.

      – У тебя закурить найдётся? – спросил Сидоров, сбавив обороты и ощутив вдруг симпатию к толстому капитану.

      – А как же! – Мотовило полез в карман. – Я без двух пачек сигарет в кармане на службу не выхожу.

      – Две пачки? Так много выкуриваешь?

      – Много, – соглашаясь, кивнул капитан. – А иногда вот такие, как ты – нищие миллионеры – закурить просят. Приходится угощать.

      – Не хочешь, не угощай, – обиделся было Сидоров, но Мотовило сказал миролюбиво:

      – Да ладно ты, не злись. Это я пошутил неудачно. На, кури на здоровье. Что я, не понимаю, что ли? С любым такая хрень произойти может. А может, бутылочку раздавим в порядке знакомства?

      – У меня только подсолнечное масло.

      – Рафинированное?

      – А кто его знает?

      Бутылка нашлась у капитана. Точнее, не бутылка, а двухсотграммовая фляжка с коньяком.

      – Всегда с собой носишь?

      – Всегда. Каждое утро перед выходом на службу кладу в карман две нераспечатанные пачки сигарет и наполняю коньяком фляжку.

      – А руководство как на это смотрит?

      – В ментуре все пьют. И руководство тоже. Если на этой грёбаной работе не пить, запросто свихнуться можно.

      Они выпили и разговорились. Сидоров опьянел сразу. Может, поэтому излил душу капитану Мотовиле. А может, Сидорову просто необходимо было рассказать кому-нибудь всё, что его терзало и давило.

      Мотовило был трезв, как стекло. Видимо половина фляжки коньяку для него являлось ерундовой дозой – так, для улучшения аппетита. Он внимательно слушал Сидорова, не перебивал, не спорил.

      – Понимаешь, Гоша, – пьяно говорил Сидоров (в процессе распития коньяка они стали называть друг друга по именам), – понимаешь, Гоша, она, тварь, меня ведь не только из своей жизни выкинула, она меня напрочь жизни лишила. Я теперь никто! Дома у меня нет. Дача только эта, так она развалится скоро. Квартиру свою продал, деньги ей отдал. Работы у меня тоже нет. Она, Катерина, уговорила меня дело своё продать, чтобы в её бизнесе больше оборотных средств крутилось. Друзей,