Женщины. Чарльз Буковски

у Николь располагалась в аккурат над химчисткой на бульваре Санта-Моника. Дверь вела прямо с улицы, и сквозь стекло я разглядел лестницу наверх. Я позвонил.

      – Кто там? – донесся из маленького жестяного динамика женский голос.

      – Я Чинаски, – ответил я. Прозудел зуммер, и я толкнул дверь.

      Николь стояла на верхней площадке и смотрела вниз на меня. Культурное, чуть ли не трагическое лицо, а одета в длинное зеленое домашнее платье с низким вырезом спереди. Тело на вид казалось очень хорошим. Она смотрела на меня большими темно-карими глазами. Вокруг них собралось много-много мелких морщинок: может, от чрезмерного питья или слез.

      – Вы одна? – спросил я.

      – Да, – улыбнулась она, – поднимайтесь сюда.

      Я поднялся. Квартира была просторной, две спальни, очень немного мебели. Я заметил небольшой книжный шкаф и стойку с пластинками классики. Я сел на тахту. Она присела рядом.

      – Я только что закончила, – сказала она, – читать «Жизнь Пикассо».[8]

      На кофейном столике лежало несколько номеров «Ньюйоркера».

      – Вам чаю приготовить? – спросила Николь.

      – Я лучше схожу, возьму чего-нибудь выпить.

      – Не обязательно. У меня кое-что есть.

      – Что?

      – Хорошее красное вино пойдет?

      – Было б неплохо, – согласился я.

      Николь встала и ушла в кухню. Я смотрел, как она движется. Мне всегда нравились женщины в длинных платьях. Двигалась она грациозно. Судя по всему, в ней много класса. Она вернулась с двумя бокалами и бутылкой вина и разлила. Предложила мне «Бенсон-энд-Хеджес». Я закурил.

      – Вы читаете «Ньюйоркер»? – поинтересовалась она. – Они неплохие рассказы печатают.

      – Не согласен.

      – А что в них не так?

      – Образованные слишком.

      – А мне нравится.

      – Да ну, говно, – сказал я. Мы сидели, пили и курили.

      – Вам нравится моя квартира?

      – Да, славная.

      – Мне она отчасти напоминает квартиры, которые были у меня в Европе. Мне нравится пространство, свет.

      – В Европе, а?

      – Да, в Греции, в Италии… В Греции главным образом.

      – Париж?

      – О да, мне нравился Париж. Лондон – нет.

      Потом она рассказала о себе. Семья ее жила в Нью-Йорке. Отец был коммунистом, а мать – швеей в потогонной мастерской. Мать работала на передней машине, она была номер один, лучшей. Крутая и симпатичная. Николь училась сама по себе, выросла в Нью-Йорке, как-то повстречала известного врача, вышла замуж, прожила с ним десять лет, а затем развелась. Теперь она получала каких-то 400 долларов алиментов в месяц, а прожить на них трудновато. Квартира не по карману, однако слишком ей нравится, чтобы съезжать.

      – Ваш стиль, – сказала она мне, – он такой грубый. Как кувалда, но в нем есть юмор и нежность…

      – Ага, – сказал я.

      Я поставил стакан и посмотрел на нее. Взял ее подбородок в ладонь и притянул к себе, дав ей малюсенький поцелуй.

      Николь продолжала говорить. Она рассказывала довольно много интересных историй, некоторые я решил использовать сам – либо рассказами, либо стихами.

8

«Жизнь Пикассо» – книга английского историка искусства Джона Ричардсона.