Виноватый с вином. Soverry

всегда нравилось играть, но до сих пор Дионис просто никак не мог подобрать себе игру по вкусу. А сейчас, когда эта игра наконец нашлась, он забывает про все на свете. Косые взгляды Геры перестают иметь значение, пренебрежение отца не кажется особо важным. Ровно как и не складывающиеся отношения с братьями и сестрами.

      Его новая страсть увлекает с головой. Захватывает все мысли и тянет туда – вниз и в толпу. Туда, где дни и недели могут пролетать незаметно, потому что он теряет всякий счет времени, когда погружается в очередной виток своей новой и увлекательной игры.

      – Нашел себе новое увлечение? – спрашивает его Гермес как-то утром.

      Улыбка у Диониса выходит довольной, он волосы от лица убирает, назад пальцами их зачесывает и смотрит с вершины горы куда-то вниз. На облака и ниже.

      – Ты не понимаешь, они совсем другие.

      Гермес останавливается рядом с ним, пытается всмотреться туда же, куда смотрит Дионис. Смотрит и, ничего не увидев, пожимает плечами. Взгляд на него переводит и говорит:

      – Ты осторожно, брат. Не хватало еще того, чтобы жизнь среди смертных показалась тебе интереснее, чем среди себе подобных.

      И с тех пор мысль заседает в голове. Пускает корни и прорастает быстро. Всего лишь одна фраза, но количество мыслей порождает поистине фантастическое. Дионис смотрит на Гермеса и знает, что они оба чего-то не видят. Они оба воспринимают все лишь с одной стороны, но он совсем не понимает, что несет в себе это предупреждение.

      Он говорит:

      – Ты мне угрожаешь?

      Говорит:

      – Нет, это звучит как угроза.

      Говорит:

      – Я не понимаю, о чем ты.

      И отворачивается, снова взгляд устремляет на облака и под них. Туда, где лучше бы он был сейчас. Туда, где ему не придется продумывать каждое свое слово и каждый свой шаг. Если что он и понял, наблюдая за смертными, так это то, что они понятия не имеют, кто он такой, а значит, и ненавидеть его у них повода не найдется.

      Уже намного лучше, чем среди олимпийцев.

      Гермес руки на груди складывает, поднимается всего на полметра от земли на своих крылатых сандалиях, снова внимание к себе привлекает.

      – Смертные и правда бывают занятными. Только нам не стоит забывать, что мы не смертные, – единственное, что он произносит, так и не отвечая на вопрос про угрозы. Так и не отвечая, выворачиваясь и выкручиваясь. Делая ровно то, что он делает всегда.

      И это не предательство, это лишь четкая грань, которая дает понять, что они с Гермесом разные. Они разные, а у Диониса, в сущности, никогда и не было никого рядом, кто бы мог разглядеть, что именно ему здесь нужно, ради чего он вообще согласился подняться на Олимп со своим отцом.

      Он смотрит на брата почти равнодушно, пожимает плечами и отворачивается. Снова взгляд вперяет куда-то в рыжеющий небосвод. Искать друзей здесь было бы глупо. Надеяться на понимание было бы в два раза глупее. А за предупреждение его