Большая ловитва. Влад Ростовцев

Булгак из дальних родичей варяга Ивора, прибывшего в Киев еще с Олегом, порешившим тогдашних правителей сего града. Как сказывали мне знающие люди некие, кои осведомлены обо всех и о каждом, Ивор, тогда еще младой, был в таковом доверии у Олега, что даже плыл с ним в Киев в одной ладье. Потом и князю Игорю успел послужить, а вслед за ним – дети его заступили.

      Однако старший его сын, Стир, впал в опалу при вдовой княгине Ольге, знавшей о шашнях покойного Игоря с женой Стира Усладой, и заподозрившей, что пособничал он сему.

      Отлученный от старшей дружины, Стир скоро утратил былое величие свое. Опала ударила и по всему его потомству – даже и по прямой линии, не говоря об окольных. И Булгак вступил в юность, немногое имея, опричь дерзости, всегда ему присущей.

      «Ну, родич, постыдился бы! Зачем мне таковая речь? – долгая и пустая. Чую: петляешь, ажно заяц, и след путаешь!» – вывел Молчан. Вслух же молвил иначе:

      – Любопытно сколь! А когда ты впервой повстречался со злодеем тем?

      – Еще в Чернигове. Град сей был в ту пору таков, что и Киеву не уступал числом и богатством. При том, что Киев, весь деревянный, неказист супротив даже пригородов Царьграда, а в сравнении с ним самим – явно ничтожен.

      Представь: в Чернигове видел я кумиров Перуна и Даждьбога, отлитых из злата. Меж тем в Киеве, на главном капище, даже Перун стоял деревянным, а из злата только усы были. А почему? Скаредные правят в Киеве! – токмо себе гребут.

      Однако запомни: Днепр у Киева шире, неже Десна у Чернигова. А чья вкуснее рыба – из днепровских вод либо деснинских, сразу и не ответишь: тут надобно основательно прикинуть…

      Молчан живо осознал, что его старший родич ставит преизбыточно замысловатые петли, кои превосходят даже заячьи. И попытался выправить положение, поскорее закончив с Булгаком.

      – Родич, – вопросил он с предельной почтительностью в голосе, выражавшей полное удовлетворение уже услышанным. – А в Киеве-то что было?

      Однако не поддался Путята, не оплошал! Зане разведчик (есть таковая профессия – промышлять иноземные секреты, в разительное отличие от контрразведчика, промышляющего секреты собственных граждан, а порой и тайники, где в качестве закладок таятся шпионы из ближнего и дальнего зарубежья) суть пожизненный конспиратор до своего смертного вздоха.

      И продолжил он:

      – О Киеве еще успеется! А вот в Чернигове особливо запомнил я окольный град с мастерами ремесел разных и торговцами, равно и детинец, окруженный глубоким рвом, а за ним – земляным валом с деревянной стеной.

      Детинец тот имел три въезда. Я же, входя в него, всегда шел чрез Погорелые ворота – двумя иными были Водные и Киевские.

      Тут и столкнулся я с Булгаком впервые, сверстники мы.

      И сразу же он наступил мне на лапоть. Предполагаю: по злобе! Допускаю и рассеянность…

      Ты токмо представь, во что был обут он. В юфтевые сапоги из толстой кожи! А ведь состоя младшим челядинцем при дворе черниговского воеводы, Булгак, во избежание излишнего износа, не имел права