Большая ловитва. Влад Ростовцев

по хребтине. Не рыжеватый, аки турицы и турята. Отчего же направился в сии края, про то не вем. Увидишь, сам у него и узнай, – усмехнулся Путята, многоопытный.

      Однако, чуть погодя, высказал:

      – Не иначе, бык-одинец, шатун рогатый, коего погнали из стада. И куда ему пойти, сам не ведает… Слыхивал я не раз о таковых от старых ловчих княжьих, однако не наблюдал сам.

      – Поди, худо ему одному, – предположил Молчан.

      – А не жалей! – отозвался Путята. – Одинец – суть всегда бывший вожак стада, злющий. Быв в силе и самым крупным, всех остальных в стаде гнобил, всеми турицами владел. Но нашелся бык – моложе и могутнее, и место его занял. Другой теперь тур – воевода. И навряд ли во всем стаде печалятся о прежнем…

      Ты об ином помысли. Зачнем разделывать тура, чего себе запросишь? С него ведь можно настолько взять, что зенки разбегутся! Лишь мясо не похвалю. Попробуешь, и сам поймешь: волчьи клыки для него нужны!

      – А что ж в нем тогда потребное? – неподдельно удивился Молчан.

      – Да все остальное! Загибай персты! Хребтина пригодна, дабы доспехи ладить. Из кожи, толстой, выгибают шлемы, ратные, коих не всякая стрела возьмет, и пояса из нее – лучше не бывает. Из шкуры – подошвы для обувки: нипочем им ни снег, ни слякоть. А из рогов что хошь мастерят! На славные луки идут они, на рукояти добрых мечей – не хуже, чем из «рыбьего зуба», на лучшие гребни, даже и на застежки для кафтанов.

      А чей рог – самый дорогой на званых пирах, когда пускают его, полного ставленым медом, вкруговую? То-то же!

      Однако не вздумай облизываться на турьи рога. Не обломится! Молод ты еще, не заслужил…

      – Не видать мне рогов! Путята себе заберет. Родич называется! – мысленно огорчился Молчан.

      Расстройство даже на лике его проступило. И разом пропало желание задавать иные вопросы.

      А не пропало желание у Путяты-насмешника! И впал он в полное ехидство над младшим:

      – Никак пригорюнился? Пустое! Найду и для тебя добычу знатную. Незачем тебе хребтина на доспехи и кожа на шелом – разве ратник ты? А что скажут красны девицы, углядев на твоих лаптях подошвы из турьей шкуры? Чаю, рассудят они: «У Молчана ножки закоченели. Видать, совсем озяб! Не надобен там такой муж! Пусть вековухи согревают его, болезного!».

      Стало быть, одарю я тебя кишками – тут уж никто не прицепится, еще и завидовать начнут!

      – Каковыми еще кишками? – вскинулся оскорбленный донельзя Молчан.

      – Турьими! Зрю: не понимаешь ты своего счастья. Однако я растолкую. Особливые эти кишки, заветные! Токмо у туров они – не у иных зверей. Ежели помыть их в родниковых водах, как бабы на реках и прудах стирают исподнее, прополоскать и помыть наново, да набить вареным мясом с салом, храниться будет с осени до весны!

      Сам едал их в голодный год. Морщился, глаза жмурил, обратно лезло, зато жив. И все красны девицы разом скажут: «Таков-то муж нам и надобен – даже кишки набивать горазд!».

      У Молчана аж уши запылали, еле сдержался он не ответить на злостное охальство. И ударив по крупу Серка