Плен одиночества. Ольга Борискова

тебе съездить, если понадобится! – в лицо ему исступленно закричала Рината. – Что ты хочешь? Переспать со мной? У тебя есть, кому греть твою постель, Крылов! Или заставить меня кататься до Пекина? Не выйдет! Я сказала, что завершила карьеру, значит, я её завершила.

      – Низко берешь, Рината, – пальцы Игоря переместились вниз по её руке. Все так же не отпуская, он сжимал её кисть и подушечкой большого пальца поглаживал бархатистую кожу вдоль рукава олимпийки. Глядя ей в глаза, мягким, бархатистым, пробуждающим в ней самые опасные чувства голосом Игорь проговорил: – У меня ведь есть власть. И я могу настоять на любом желании. Абсолютно на любом, – его губы изогнулись в снисходительной улыбке.

      – У тебя ничего нет, Крылов, – возразила Рината, не делая попыток вырваться.

      Он стоял так близко, что она ощущала его запах. Этот запах обволакивал её, забирался в легкие, воскрешал воспоминания. Против воли. Против её воли. Рината улыбнулась ему в ответ. Игра «слабо-не слабо»? Отлично, в ней она достигла совершенства.

      – Ты никто. Ничтожество. Пустое место, – слова, призванные вскрыть застарелые нарывы, выпустить гнойную ярость наружу. Довести до грани. – Ты живешь слепой ненавистью, лелеешь её, взращиваешь, ставишь палки в колеса и мне, и моим близким. Переступить не можешь, тупые желания придумываешь. Знаешь… – она рвано выдохнула и поджала губы. – Если бы ты был отцом моей дочери, она никогда бы об этом не узнала.

      – Моего ребенка ты убила, – Игорь продолжал говорить сдержанно, но Рина понимала, что творится у него внутри. Она задела те самые, самые болезненные раны, но заставить себя остановиться не могла. Больнее, еще и еще. – Жестоко расправилась с ним, не позволила ему появиться на свет. Не дала шанса. Ни единого. Ни ему, ни нам.

      – Потому что «нас» никогда и не было! И я не хочу об этом разговаривать, я услышала от тебя достаточно. Сейчас я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Меня, Николаса и моих родителей, – с ледяной серьезностью произнесла Рината и, все же вырвав руку из его ладони, прижала её к бедру.

      – Нет, – просто ответил Игорь, чуть отходя назад. Он до сих пор был в пальто, из-под которого виднелась черная рубашка. Расстегнув, он снял его, бросил на кресло и снова обратил внимание на Ринату. – Твоя мама очень любит эту школу, верно? – лениво, растягивая слова, продолжил он. – Она её детище, её любимое дело.

      – К чему ты клонишь? – напряглась Рина.

      – Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, дорогая, – Игорь обошел письменный стол и уселся в добротное кожаное кресло, где обычно сидела Богославская. Оценивающе поерзал, откинулся на спинку и крутанулся в нём. Только затем, пройдясь взглядом по застывшей словно статуэтка Ринате, ухмыльнулся и сказал: – У Миронова намечается ремонт. Стадион, на котором тренируется первая пара страны, не отвечает их уровню. А у твоей матери нет топ-пары и даже топ-одиночников пока нет. Зато есть великолепно оснащенная школа с двумя катками и тренажерным залом. Денег школа сжирает немерено. И я…

      – И что ты хочешь? Отобрать школу? Закрыть её? Поставить главным тренером