Наивный мангуст. Александр Евтихьевич Евтушенко

коробки и бумагу. Ничего, пусто.

      Было, от чего прийти в отчаяние. Через всю щёку лейтенанта от скулы до виска бугрилась красная гематома. Внизу кровь выступила и запеклась. Семён сел прямо на бордюр дороги, рядом присел Наркисов. Так и сидели вдвоём, тягостное молчание продолжалось минут тридцать. «Так я отстал от него секунд на пять, ещё пять секунд мог потерять, когда выскакивал на улицу. Итого десять, двенадцать секунд. – размышлял Семён. – Даже, если фотограф сразу забежал за дом, там метров сто пятьдесят до следующего ряда домов. Я бы его увидел. Значит, он может быть только в мусорных баках». Семён неожиданно спросил Наркисова:

      – У вас спички или зажигалка есть?

      – Не курю, но, кажется, есть. И подал лейтенанту зажигалку.

      Семён подошёл к бакам и стал поджигать бумагу.

      – Ты зачем это делаешь? – удивился Наркисов.

      – Выкуриваю нашего стеснительного гостя, или крысу, что-то она в баке шебаршит, – громко ответил Семён. – Сейчас подышит дымком и вылезет из норы. Бумага вспыхнула, и пламя стало охватывать весь бак. Вдруг мусор зашевелился и из-под него выскочил пропавший фотограф, пытаясь потушить на рукаве рубашки пламя. Лейтенант и Наркисов стащили с него тлеющую рубаху и затянули на руках ремень. Быстро увели от любопытных глаз к забору, где на небольшой треноге стоял фотоаппарат.

      – Больно, куда затягиваешь, – закричал задержанный.

      – А сейчас? – Семён ещё потянул ремень. Лейтенант второй раз ремень почти не затягивал, а только имитировал этот процесс, но он знал, что страх сам затянет ремень и усилит боль.

      – Ты что делаешь, режет, больно, кровь в ладони не будет поступать, – снова закричал фотограф.

      – Совершенно правильно, и ладони тебе через час отрежут, не сможешь больше не только фотографировать, но и ложку держать.

      – Кто вы такие, что вы хотите, для чего всё это? – со страхом в голосе воскликнул фотограф.

      – Это другое дело, мужской разговор. Мы сотрудники КГБ. Ты рассказываешь нам, зачем и для кого ты фотографировал, на кого работаешь? Честно и добросовестно всё рассказываешь, кто ты, где живёшь. Я ослабляю ремень или вообще его снимаю. В зависимости от правдивости показаний. – сказал лейтенант, глядя в испуганные глаза задержанного и придвинувшись к нему так близко, что их лица почти соприкасались.

      «КГБ, уже выследили, я не думал, что так скоро», – губы у фотографа дрожали.

      – Сейчас, я всё расскажу. У меня два сына, женить надо, а денег на свадьбу нет. Придумал продать фотографии сотруднику культурного центра, американского или английского точно не знаю. Встретился, предложил им, я знаю, что у вас здесь училище военное. Этот Джон посмеялся и сказал, приноси, только осторожно. Научил меня, как встретиться. Но я не понял, кто он – американец или англичанин. Они там были и те, и другие. Зовут меня Сабир, живу в старом городе.

      Тщедушное тело его подрагивало, он поводил плечами, пытаясь от чего-то освободиться. Ладони рук побелели.