Как белый теплоход от пристани. Сергей Осмоловский

А то я вот тоже зашла книжоночку на ночь полистать.

      – Романчик с неприличным названьем?10

      Эта ассоциация мне показалась смешной, и Ира увидела в ней знак для несдержанных действий.

      – Мой неприличный романчик – это ты, Самородский, – сказала она, и провокация искрой пробежала по её зачернённым ресницам. Я приоткрыл было рот для внеочередной сальности, на которые так горазд, но в самый последний момент вспомнил, что нахожусь на пути к исправлению.

      – Забудь, обо мне, уважаемый читатель, – из меня все страницы теперь вырваны.

      – А я, может быть, юный книголюб! – продолжила она. – Я проглажу тебя горячим утюжком и вклею все твои недостающие листочки.

      Тут она взяла меня за руку, вывела под свет уличного фонаря и, преломлённая в талии, выставила передо мной своё аппетитное бесстыдство, как бы вопрошая:

      – Ну, что скажешь?

      – Ты, как Масленица.

      – В смысле?

      – Столько же теста, жареного на масле, – пояснил я.

      – Ты что – дурак, Самородский?

      Её реснички задрожали, подбородочек затрясся, каблучки начали оступаться и проваливаться в щели брусчатки. Ну, что мне оставалось делать? К тому же она была так красива…

      – Я у тебя первый, конечно? – подмигнул я, когда мы снова вышли под свет московских фонарей.

      – Ну, – чирикнула она, намотав бронзовый локон на указательный пальчик, – если не считать предыдущих, то – да, первый.

      Она порхнула ресницами и сгинула в тумане предрассветного утра.

      Я же остался стоять на китай-городском пустыре, растворяясь в ультрамариновых парах своего сексуального экспромта. Повернулся лицом к витрине, где, как в зеркале, без всякой лести отразилась моя изломанная беспутством фигура, и подумал: «Наверно, она так передо мной извинилась. За весь тот священный позор, которому прилюдно меня много раз подвергала. А я, стало быть, её извинил. И что ж теперь? Друзья?..»

      Семейный триллер. Продолжение

      «Ах, как Она была соблазнительна в отблеске этих свечей! Тени от ресниц ложились на щёчки глубоко и ровно, глаза укрупнились и потемнели и стали похожи на две океанские впадины с несметными сокровищами затонувших кораблей в их недрах. Малейшее движение было преисполнено кошачьей грации и изящества. Бретелька то и дело соскакивала с её хрупкого плеча, а в глазах и на губах играла роковая томность, уверенно сочетаясь с вороватой застенчивостью.

      – Ты прекрасна, – выдавил Он из себя комплимент и, смилостивившись, добавил: – Я восхищён.

      – Спасибо, любимый, это всё для тебя. Разреши, я за тобой поухаживаю.

      Она распределила по тарелкам самые красивые куски рыбы, а Он налил в бокалы вино и ласково в пространство произнёс:

      – За тебя, красавица.

      – За нас, – подхватила Она, протягивая бокал для соприкосновенья. Он сделал вид, что не заметил этого движения

10

Оригинальная цитата Владимира Высоцкого. (А. С.)